- Виталий Викторович, - за спиной раздался голос Жени, - идемте, скорее, женщине плохо!
Я нехотя обернулся. Почему бы ассистентке не позвать врача? Но Евгения уже тащила меня в центр парка, к беседке, моему недавнему посту.
- Надеюсь, эта женщина не ты? - уточнил на ходу у ассистентки.
Женя промолчала. Снова не поняла шутки? Или на сей раз чего-то не понял я?
Интермедия 1. Танец в огне
В боковых окнах машины спущены стекла - охристые, алые, изумрудные лоскуты полей сшиты в одну бесконечную ленту, и она вьется, стелется, пытается обогнать. "Нет, не уйдешь, я буду первым!" - думает он, жмет газ и хохочет. Он не сошел с ума, все гораздо проще.
Птицы дырявят непрочные облака, беспокойно носятся по небу - это его ожидание и нетерпение. Так будет всегда, пока ее нет рядом.
За правым плечом молча сидит Судьба. Он почти не знаком с ней. Пару раз сталкивался, но каждый раз она представлялась по-другому. Иногда Удачей. Но чаще Неизбежностью. И только однажды Встречей. Почему-то она запомнилась именно такой: улыбчивой девушкой с теплыми карими глазами и стрелочками-ресницами. Как легко вас обмануть, думает Судьба, легонько, одним пальчиком касаясь его плеча. Она усмехается, но молчит, время еще не пришло.
В окно врывается морской бриз - соленый и ласковый. Так пахнет свобода!
Эта песчаная коса между морем и лиманом - особое место. Ничейная земля, окраина, через нее прошла не одна армия и оставила немало трофеев - черепки посуды, монеты, оружие, кладки крепостных стен. Но главная война затеяна не людьми - это вечное сражение воды и песка. Жизни и пустоши. Наверное, поэтому здесь все чувствуется так остро. Повидавшая многое, земля знает, что значит - терять.
Дорога огибает пруд, и его авто входит на крутой вираж, визжат шины, он крепко держит руль. По спине бегут мурашки. Миг триумфа краток, он уже едет по проселочной дороге - слева над обрывом бесконечная гладь моря сливается в голубое полотно с небом, справа - старенькие дачи.
Она выбегает навстречу. Во рту появляется солоноватый привкус местного чая, сваренного на артезианской воде, тело ощущает мокрый песок, он слышит стрекот цикад, над головой тихо раскачивается звездный купол. Она визжит от радости, он ловит ее, кружится, над проселочной дорогой поднимаются облачка пыли. Как ты, почему так долго, я скучала, здесь хорошо, ночью приходил еж, представляешь, на берег выбросился дельфин, соседи до утра галдели, гитара, песни, а я все думала о тебе... о нас. Он слушает, не разбирая слов. Ее голос, как волшебная флейта, развеивает городские дела и заботы, пускает по ветру, топит в море.
Так не бывает, это что-то ненормальное. Если за радость придется расплачиваться, он будет отрабатывать долг не одну жизнь.
Не стоит преувеличивать, шепчет Судьба, одной вполне хватит...
Они сидят на берегу у костра. Головешки трещат, выстреливают искры, пламя стелется от ветра, будто подлизывается, задабривает море.
Устроились на старой рваной подстилке - вездесущий песок ползет за шиворот, сыплется за пояс штанов, просачивается в носки, хрустит на зубах, щекочет уши. Это потом он будет вспоминать о песчинках с нежностью: они давно стали символом этого места, старой отцовской дачи, а теперь - его семейной жизни и молодой жены.
- Я хочу девочку. - Она гладит слегка округлившийся живот.
Судьба сидит поодаль и улыбается. Девочка, так девочка. Она ничего не имеет против.
Он кладет свою руку на руку жены. Дочь, мечтает он. Зачарованно смотрит на костер, и ему чудится пляшущий в огне женский силуэт.
- Мама знает?
Не лучший момент для таких вопросов, но надо понимать, чего ждать.
Она качает головой.
- Ей скоро придется сказать. Лето поживи здесь, малыш.
Он чувствует, как все в ней сжимается. И ее печаль становится его болью.
- Будь моя воля, не отпустил бы тебя ни на секунду, но я должен работать...
Судьба нехотя встает, подходит к паре, на ходу бубнит под нос: "Должен, должен... Кому? Что?". Молодые люди ее, конечно, не слышат.
Он целует жену в шею, ее кожа пахнет ирисками и молоком.
Теща его на дух не переносит - хотя видимых причин для этого нет. Да и можно ли сильнее любить, чем он любит сейчас? У жены есть все - его внимание, деньги, на мази контракт, а значит, еще немного и будет квартира. Когда-нибудь он найдет ключик и к ее матери. Рано или поздно.
"Поздно или рано? Вот в чем вопрос!" - вздыхает Судьба и гладит девушку по голове.
- Мама догадывается, у нее чутье, - тихо-тихо говорит она, - но я не скажу сама. Прости...
Он молчит. Жена просит прощения за свою мать. Так не должно быть! Первый раз за все время он задумывается всерьез: вдруг теща права? И сразу гонит от себя дурные мысли.
"Слабак!" - пренебрежительно фыркает Судьба.
Он не имеет права транжирить те часы, что им отвели на встречу. Будут долгие командировки, ночи за рулем, он успеет обдумать все потом. А сейчас - их время! Раствориться в сумраке глаз. Заново изучить ее тело, будто скупец вновь и вновь перебирающий свои сокровища. Найти влажные губы, поймать ее дыхание...
Судьба отворачивается, подбрасывает коряги в костер. Те умирают, корчатся в огне, рождая тепло и свет. Так будет всегда, думает Судьба, и не имеет значения, коряга ты или человек.
Глава 5. Полина
Она искоса глянула на коробку, отвела взгляд - кукла выглядела жутковато. Казалось, та вот-вот выберется из своего стеклянного ложа и пойдет гулять по квартире. И дело обойдется даже без поцелуев принца. Эмансипация, елки зеленые!
Девушка отхлебнула остывший чай, поставила чашку на стол. "Гроб" спящей красавицы на бабушкином столе смотрелся буднично, привычно. Будто простоял здесь всю жизнь. Вон под завалами разноцветных лоскутов мелькнул рыжий клок волос - точь в точь, как у куклы. Или это игра воображения?
В животе заныло - Полина вспомнила, что с утра ничего не ела. Нехотя расставшись с находкой, она поплелась на кухню за бутербродом. В дверях резко оглянулась - с тех пор, как кукла оказалась в квартире, Полина не могла избавиться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Приходилось постоянно себя одергивать и напоминать: привидений не бывает! Кого действительно стоило бояться, так это парней в кепках и их авторитетов. Но логические доводы не помогли. Выпущенное из мрака подвала, на божий свет вырвалось что-то неимоверно старое, заскорузлое, пугающее и одновременно безумно притягательное.
Нож сорвался, некрасивый ломтик сыра упал на пол, порезанный палец брызнул кровью. Да что ж это такое! Полина с удивлением посмотрела на нож, будто тот напал на нее по собственной воле. Уже осторожничая, она отрезала новый ломтик, уложила на хлеб с маслом. Сойдет.
На обратном пути в комнату прихватила ноут Темы. Разгребла для компьютера место, жадно откусила большой кусок бутерброда.
Надо все-таки рассмотреть куклу. Полина отложила бутерброд и с большой осторожностью, будто боялась потревожить спящую, взяла куклу в руки. И сразу едва не выронила - показалось, что дотронулась до теплого человеческого тела... Нет, все-таки показалось. Она держала в руках холодный фарфор. Только и всего.
Искусность мастера поражала. Кукла была обнажена, и Полина видела каждую венку и капилляр под тонкой кожей, едва заметные морщинки у глаз, на руках - пушок микроскопических волосков, тонкую белесую полоску шрама под грудью. Девушка закусила губу, рука невольно потянулась к ребрам - туда, где была давняя травма.
Полина нахмурилась. А ведь мастер, сотворивший чудесную куклу, украл часть ее, не просто внешность, а память, историю, прошлое. В голове не укладывалось - зачем бабушка так поступила с ней? Или то был другой кукольник?