Опустив окна в "Ауди", я несся по городу - прохлада весенней ночи помогала собраться с мыслями. Сделав несколько кругов по центру, выехал к Пересыпскому мосту. Ряды полумертвых обветшалых зданий, где, судя по увешанным бельем веревкам, еще жили люди, служили унылой декорацией Николаевской дороги.
Этот вид навеял смутное воспоминание, и в моей голове запел надтреснутым голосом давний знакомец Стиви Тайлер:
That kinda lovin'
Turns a man to a slave
That kinda lovin'
Sends a man right to his grave... (13)
Поворот на Лиманскую. Сердце подпрыгнуло к горлу и снова улеглось на место. Я выкрутил руль и натравил "Ауди" на бездорожье Куяльницкого лимана.
Между двумя лиманами и морем торчал хребет Жеваховой горы. Хотя гора эта выглядела скорее как насыпь, или несколько срощенных воедино невысоких холмов. Бурые степные травы, глиняные скосы, зигзаги тропинок, чубы редких кустов, брошенные карьеры, каменная кладка разваленных стен. Несмотря на невзрачный вид, место пользовалось популярностью еще со времен древних греков. Гора находилась на стыке государств Ольвии и Истрии, и служила сторожевым пунктом. Тогда перешейка суши между лиманами и морем не существовало, и гора выдавалась вперед как мыс. Именно там греки и заложили святилища, которые в народе назывались огненными ямами или целлами. Как только ковш экскаватора случайно "вскрыл" яму, из которой посыпались надбитые амфоры, гору принялись осаждать археологи, а с ними - уфологи, эзотерики, язычники, и прочие любители потустороннего.
Меня же туда притягивало прошлое. В юности мы часто собирались на этой горе, жгли костры, пели песни. Здесь я познакомился с Анастасией. Нет, я не испытывал ни горечи, ни сожаления. Было и было. Сам не мог понять, почему последнее время все чаще вспоминались те годы.
Вырулив на укатанную дорогу, я взял курс на вершину горы. Но дорога резко оборвалась - трассу для ралли так и не достроили - пришлось бросить "Ауди" на развилке, дальше не проехать. Я вылез из машины и принялся взбираться на холм. Где-то здесь должен быть камень...
В темноте его очертания походили на надгробие. В каком-то смысле так и было - это могила моего прошлого. Я уселся на камень и снова вспомнил Анастасию. Что тогда произошло между нами? Любовь, мимолетная интрижка? В голове всплыл ее образ: смеющаяся девушка с непослушными волосами.
К черту. Мне надо думать совсем о другом. Надо. Но думалось почему-то об этом.
Ход спотыкающихся мыслей прервал странный звук - будто кто-то размеренно бил молоточком в стену. Черные археологи? Гора испещрена штольнями, как муравьиными ходами, но археологи не полезут туда кромешной ночью. Их ведь и днем никто не гонит. Ни заборов, ни охраны - древние амфоры и святилища не считались особой ценностью в современной Южной Пальмире. Спелеологи? Если бы кто-то потерялся, здесь бы уже работал отряд МЧС.
Нахальный звук не затихал. Придется встать и отправиться на поиски неведомого. Вливаюсь в ряды Жеваховского заповедника умалишенных! Не хватало еще наткнуться на какого-то "контактера".
Сделав буквально пару шагов, я вдруг ощутил едва уловимое прикосновение - словно кто-то, проходя мимо, задел одеждой. Оглянулся и увидел мелькнувшую в высокой траве тень: женская фигура в длинном платье, рядом пара псов, те таращили красные глаза и предупреждающе рычали. Что за черт? Я моргнул. Нет, показалось. Впереди качалось на ветру деревце - вот вам и женщина. А собаки... Ну, почудились красные огоньки. Бывает.
Спустившись по склону, я наткнулся на торчащий из земли выступ ракушняка. И в это секунду до меня отчетливо донеслась новая серия ударов. Послышался чей-то срывающийся голос. Я достал телефон, включил фонарик. Луч осветил желтоватый выступ и узкую, зияющую чернотой щель под ним.
- Пусти! Пусти!
И стон, протяжный, жуткий - крик раненого зверя.
Я рванулся к проему, лег плашмя, пытаясь протиснуться в каменоломню, но только расцарапал плечо. Пришлось возвращаться к машине за ломом. Обросшая травой глина не хотела поддаваться, но с удара третьего удалось отбить несколько валунов. Не выпуская лома и рук, я наконец сумел протиснуться внутрь.
Темень была кромешная - почти как в тубе. Только щель проема скалилась кривой ухмылкой. Я снова воспользовался подсветкой на мобильнике. Помещение оказалось широким, в стороны тянулись рукава-коридоры. Переводя взгляд с одного на другой, я никак не мог решиться.
Ну же, голос, дай ответ, куда идти?! Но голос молчал.
Выпускать паука не хотелось, но иначе заблужусь сам и другому не помогу. Настроившись, я отстранился от человеческой ипостаси и оказался в центре паутины. Какое это наслаждение - все знать и видеть! Мысленно потянулся к левому коридору, там было пусто - никаких возмущений пространства. К правому... И отшатнулся - даже паук не выдержал накала. Насколько мог быстро я переключился на человеческое восприятие и начал пробираться по правому тоннелю.
Мужчина - упавшие на лицо спутанные волосы, клочковатая бородка - размеренно бил кулаком в стену.
- Эй! - мой голос глухо отозвался в коридорах и потонул в чреве каменоломни.
Мужчина опустил кулак, медленно повернул голову. Попытался сдуть прилипшие к потному лицу волосы. На меня смотрели уставшие и совершенно спокойные глаза. Этот человек не производил впечатление безумца. Женя иногда наблюдала меня в куда более неадекватном состоянии.
- Не пробиться. - Мужчина посмотрел на свой стертый в кровь кулак. - Наверное, не сегодня.
Голос казался совсем молодым. Лохматая шевелюра и борода накинули парню с десяток лет.
- Куда рвался?
Я думал, что готов к любому ответу, но его реплика застала врасплох.
- К себе, - просто сказал парень.
Он пошатнулся, и, задев меня плечом, направился к лазу из штольни.
Адепт трансцендентальной медитации, заблудившийся йог, юродивый - кого, к чертовой бабушке, я здесь нашел?
Выбравшись из каменоломни вслед за парнем, я уселся на выступ.
- Закурить есть?
- Не курю. - Я протянул парню початую пачку "Мальборо", чиркнул зажигалкой.
Это последняя слабость, которую паук пока мне позволял. Раз в месяц имею право на безрассудство. Но сейчас почему-то курить не хотелось.
- Спасать пришел? - Парень выпустил струйку дыма, и я заметил, как дрожат его пальцы.
- А ты бы не пришел?
- Нет, не пришел. Каждый рождается и умирает в одиночку. Живет, стало быть, тоже. Чем ты можешь помочь?
- И ребенка бы тонущего бросил? И девушку бы оставил бандитам, пусть бьют и насилуют, так?
- Не так. Других бы защитил. Но разве кто-то может спасти меня от меня самого?
Я усмехнулся. Знакомый вопрос. Тысячу, миллионы раз выброшенный в мир. И до сих пор нет ответа.
- И где ты такой философ взялся?
- Соткали из протоплазмы небесные ткачихи.
Таки юродивый, уверился я. Или марихуаны перекурил?
Юноша неожиданно рассмеялся:
- Да шучу я. Спасибо!
Он затушил окурок о ракушняк и положил в карман куртки. Такая бедность?
- Это не то, что ты подумал, не люблю мусорить.
Он легко спрыгнул с камня, помахал на прощание и растворился в сумерках.
Может, все-таки призрак? Но кем бы парень ни был, я согласился с ним. Сам не мог терпеть грязь, мусор, хлам. Не потому что был слишком щепетильным, просто физически чувствовал пространство - еще до того, как позволил паучьей ипостаси выйти наружу. Бросить в лесу обертку было равнозначно тому, чтобы съесть падаль...
Сидел на камне, пока небо над морем не занялось багрянцем. К роящимся в голове вопросам добавился еще один: почему паук ринулся спасать парня? Ведь с ним ничего трагичного не произошло бы. Так видели глаза, но чутье подсказывало другое.