Иногда в деревнях Бэй видел лысых жрецов в коричневых и серых тогах и пару раз замечал среди них мужчин с экстремально асимметричной прической, выбривавших половину головы, в то время как на другую спускались длинные волосы. Виски таких красавцев были столбики наколотых знаков.
Татуировки в этом мире играли роль не украшения, а своеобразного письма. Так что из наблюдений Бэя становилось понятно, что Скользящие охотились на Земле за камнями, а спина Аны — и теперь его собственная — были испещрены знаками, имевшими определенные значения. Знать бы еще, какие.
Чем ближе караван подходил к центру Закатного королевства, тем чаще на его пути встречались обозы торговцев с товаром или набитые скарбом повозки и бредущие рядом с ними группы людей. Охрана каравана распределилась по его краям, заблестело на солнце оружие. И даже случилось несколько попыток ограбления.
Если среди нападавших на караван мелькали плащи с желтыми пятнами, люди вокруг Бэя превращались в злобных псов, готовых растерзать покусившихся на их добро разбойников на части. Ярость и жестокость во время таких столкновений выплескивалась неудержимыми потоками. «Неприкосновенные! Изгои!» — кричали в сторону людей с отметками на плащах. И забрасывали их камнями.
Потом настал день, когда караван застыл на высоком склоне, откуда открывался вид на очередную широкую равнину с редкими пятнами оазисов, мягкими горками холмов и темными ломаными линиями вади. Вдалеке блестел большой город. До столицы Закатного королевства оставался всего день пути, и Кобейн не мог больше ждать.
Его положение, такое удобное вначале, успело превратиться в цепи. Бэю нужно было настоящее общение, возможность задавать вопросы, но как раз этого он не мог себе позволить, пока носил знаки Поцелованного. В городе он сразу покинет караван, снимет голубые треугольники и придумает нового себя.
Великолепный Бэй был настолько уверен в себе, так увлекся первыми успехами, что забыл слова Гашика о наказуемости высокомерия в любом его проявлении. Или мужик, который плел морские узлы из судьбы Кобейна, оказался сумасшедшим Шляпником из сказки про Алису.
Это случилось, когда караванщики остановились рядом с узеньким ленивым ручьем, чтобы напоить животных. С момента, как вдали сверкнули дома города, Кобейна преследовало необъяснимое чувство тревоги. К сердцу будто прицепили прищепку, которая монотонно вгрызалась в ноющую плоть. Бэя раздирало на части от беспокойства — как в Дубае, когда он заставлял себя исследовать город в мучительном ожидании следующего дня.
Кобейн помогал освобождать мулов от повозок, когда необъяснимая сила заставила его повернуться. В стороне от дороги, на открытом пространстве стояла девушка в короткой тунике и свободных штанах, прижимая руки к груди.
Узнавание было подобно удару, оно окатило Бэя кипятком, лишило способности думать, заставляя рвануть вперед и бежать. Но отчего радость скорой встречи была с примесью страха? Как крик, как осознание чего-то неправильного и того, что Бэй может опоздать? Разве заметна на таком расстоянии готовящаяся к нападению змея?! Заметна.
Разве он успеет?!
А потом разлилось прозрачное море, по которому Кобейна протащило на горбатой волне, он даже почувствовал во рту соленый вкус воды, смешавшейся с кровью, и его выбросило в широком пустом ущелье. Ударом, шлепком — так, что Бэй потерял равновесие и свалился на горячий песок.
— Ана! — заорал он, вскакивая на ноги и озираясь по сторонам. Его взволнованный голос вернулся громким эхом от высоких стен каньона.
Вокруг был только песок и камни.
Не только!
Серо-коричневая лента метнулась к его ногам, и Бэй едва успел отлететь в сторону. Выхватив из-за пояса клинок, он застыл, ожидая нападения. Змея была метра полтора длиной, толщиной в детский кулак, и острым вздернутым носом напоминала носатую гадюку. Если проводить параллели с Землей, то одна из самых ядовитых змей была в ярости, шипела, принимая угрожающие позы, словно защищала свою территорию. Кобейн почувствовал холод между лопаток, но и удивительное спокойствие. Бросок гадюки был стремительным. Движения рук Бэя — тоже. Мгновение, и громадная голова отлетела от еще извивающегося тела и покатилась в сторону надкушенным яблоком.
Еще несколько секунд Кобейн не двигался, приходя в себя. Похоже, его реакции со временем только улучшились, а скорость движений увеличилась.
Причина агрессии змеи обнаружилась совсем близко — разрытый бугор, в котором лежала кладка яиц. Вокруг нее виднелись отпечатки сандалий небольшого размера. Значит, ему не показалось?