Пока вдруг Анджи не потянуло вперед. Сначала поволокло вместе с коляской — он даже успел ощутить себя водителем потерявшей управление машины — а потом все та же неведомая сила выдрала Кардинала из кресла и швырнула в удушающую пустоту.
Вслед за паникой быстро наступила темнота.
Сознание вернулось смесью неприятных ощущений.
Жаром. Как в разогретой печке.
Вонью. Словно лежишь в ворохе протухших овощей, залитый подсохшими помоями.
Болью. Во многих местах, но острее всего в большом пальце правой ноги…
Бэй
Разве можно описать счастье?
Оно как вдох, когда ничего не мешает дышать полной грудью, легкий аромат цветов в доме. Когда можешь прикоснуться к любимому человеку и слышать биение его сердца рядом. Когда падая в серые бездны, считаешь изумрудные звёзды и не боишься разбиться.
Оно всякое. И в тоже время очень простое…
Как… Как руки матери и ее уверенный голос…
Когда, переполошив соседей, чтобы вызвали скорую помощь, на одной ноге (тяжелые ножницы повредили палец другой до трещины) Лилит доскакала до Бэя и Аны и, укрыв их от ветра своим худеньким телом, гладила щеки сына и шептала:
— Все будет хорошо, все будет хорошо…
И он верил…
Ана говорит, что я — настоящий Разрывающий. Тот самый Мессия, появление которого предсказывали Рассветные. Что я могу разрывать стены миров.
Не знаю…
Думаю, что это она. Понарисовала на мне знаков на три виселицы, два сожжения и одно отделение головы от тела…
Что-то такое, что только мое любимое Недоразумение может собрать вместе и получить невиданную ранее картину. Благодаря ей мой дар похож на живое существо и способен черпать силы и трансформироваться в минуты опасности. Услышав в Мадигве, что за знак она выбрала, стараясь убрать метку Добровольного подчинения (которую, оказывается, нельзя убрать), я понял и напряженный шепот за спиной, пока Ана наносила татуировку, и испуганный взгляд, когда к ней повернулся.
Она дала мне возможность поверить, но аркан, связывающий мою волю, я рвал сам, потому что так сильно хотел прикоснуться к Тайне, что меня уже не могли удержать никакие стены.
Так что я не Разрывающий мессия, а творение ПигмалиАНЫ.
Ана, как всегда, не согласна с моими доводами, утверждая, что знаки могут усилить то, что уже есть, но не способны создать того, чего не существует. Как клыки карьерного волка — всего лишь вспомогательные атрибуты примитивной силы, но они не наделяют ей того, кто не верит в себя.
Как бы то ни было, у меня получилось разорвать стены тюрьмы, которой стала для нас Долина и дом Одноглазого Бога. И пока я намерен разрывать только те стены, что будут мешать Тайне.
Мне нравится ее так звать. А еще добавлять — моей.
Я прошел долгий путь, чтобы иметь полное право добавлять это слово.
И моя Тайна беременна.
Внутри нее развивается и готовится удивить своим появлением миры наш сын. Свет его души я увидел в Мадигве. Едва начавший свое существование, наш сын не желал сдаваться и звал меня, так какое право имел я не совершить невозможное, открыв путь к свободе? И не только. Путь Домой. Потому что пока Земля — наш дом. С некоторых пор я предпочитаю не планировать далеко вперед, ведь Судьба — это Шляпник, пусть мы с ним, кажется, и начинаем находить общий язык.
Самое главное, что никого отторжения, которым меня пугал когда-то Наследник и которое испытывала раньше Ана, нет.
— Ты просто слишком долго убегала от меня, — с улыбкой возмущаюсь по этому поводу. Но это именно так — рядом со мной у Аны нет отторжения, и ее дар становится стабильным. Восстанавливая прошлое, она смогла вспомнить, что всегда чувствовала себя лучше, а дар удивлял ее после того, как мы были вместе. Какой долгий путь пришлось пройти, чтобы понять очевидное! У нас одно янтарное сердце на двоих. Оно разлетелось на тысячи брызг той ночью, но мы собрали их, шагая друг к другу и впитывая осколки каждой клеточкой своих тел… Из испытаний и перенесенной боли выплавился драгоценный камень, который хранится в тайнике наших душ.
Так что Ана скользит, испытывая только легкость, и делает это, на мой взгляд, слишком часто. Особенно дома, так что совсем не слышно ее и без того легких шагов.
— Как Гая, — улыбается она на мое ворчание и рассказывает в тысячный раз о своей подруге и служанке. — Скольжу по дому, как Гая.
Потом разглаживает мой нахмуренный лоб поцелуями.
— Не волнуйся, я знаю, что делаю. Ты не представляешь, как это здорово — скользить вдвоем и чувствовать такую легкость!
Когда Ана так говорит, я вспоминаю Хайделберг, и у меня появляются подозрения, что это маленькая месть за то, что не сразу признался — в тот день на душе мне стало легко, потому что я оставил в доме Татьяны все сомнения вместе с желанием освободиться от Тайны. Увидел ее испуганную, обиженную в прихожей дома ведьмы, и понял, что никаким духам не позволю забрать у меня чувства к ней. Мне стало ЛЕГКО, потому что я принял, что Ана — часть меня.