Старикъ жаловался на ломоту въ костяхъ. Какъ тяжело зарабатывать хлбъ! И нтъ выхода изъ этого положенія: бдные и богатые всегда будутъ существовать, и тому, кто рождается, чтобы быть жертвою, остается только покориться. Еще бабушка говорила ему, что въ этомъ виновата Ева, первая женщина… Въ чемъ только не виноваты эти женщины?
И видя, что товарищи по работ, изъ которыхъ многіе знали его еще мало, выказывали любопытство по отношенію къ вин Евы, дядя Корречола началъ разсказывать на образномъ валенсіанскомъ нарчіи о продлк, сыгранной первою женщиною съ бдными людьми.
Это произошло не раньше и не позже, чмъ нсколько лтъ посд того, что непокорная чіета была изгнана изъ Рая съ приговоромъ добывать себ хлбъ трудомъ. Адамъ проводдоъ дни, копаясь въ земл и дрожа за урожай. Ева шила на порог фермы нижнія юбки изъ листьевъ… и каждый годъ у супруговъ прибавлялось по ребенку, такъ что постепенно образовался цлый рой ртовъ, которые умли только просить хлба, причиняя заботы отцу.
Время отъ времени въ ихъ краяхъ порхалъ какой-нибудь серафимъ, являвшійся взглянуть на міръ, чтобы разсказать Господу Богу, какъ идутъ дла тамъ внизу посл грхопаденія.
– Дточка!… Миленькій!… – кричала Ева съ самой очаровательной улыбкой, – ты прилетлъ сверху? Какъ поживаетъ Господь Богь? Когда будешь говорить съ Нимъ, скажи, что я раскаиваюсь въ своемъ непослушаніи. Какъ чудно мы проводили время въ раю! Скажи Ему, что мы много работаемъ, и хотли бы только снова увидть Его, чтобы убедиться въ томъ, чтг Онъ пересталъ сердиться на насъ.
– Твоя просьба будетъ исполнена, – отвчалъ серафимъ и исчезалъ въ облакахъ почти мигомъ, двумя взмахами крыльевъ.
Подобныя посланія Евы были не рдкостью, но оставлялись безъ послдствій. Господь былъ попрежнему невидимъ и, судя по свдніямъ, ушелъ съ головою въ устройство своихъ безконечныхъ владній, что не оставляло Ему ни секунды свободнаго времени.
Однажды утромъ передъ фермою остановился небесный встникъ:
– Послушай, Ева, возможно, что Господь спустится сегодня на землю сдлать маленькую прогулку, если будетъ хорошая погода. Прошлую ночь въ разговор съ архангеломъ Михаиломъ Онъ спросилъ: – А что подлываютъ эти погибшіе?
Ева была, какъ громомъ, поражена этою честью. Она подняла крикъ, зовя Адама, который работалъ на сосднемъ пол, по обыкновенію согнувъ спину. Что за суета поднялась въ дом! Какъ наканун деревенскаго праздника, когда женщины возвращаются изъ Валенсіи съ покупками, Ева подмела и вымыла сни, кухню и жилыя помщенія, положила на кровать новое одяло, вымыла стулья мыломъ и пескомъ, и, занявшись затмъ туалетомъ семьи, надла свое лучшее платье, а Адаму подала куртку изъ листьевъ смоковницы, сшитую ею для воскресеній.
Она воображала уже, что все готово, когда ея вниманіе было привлечено криками ихъ многочисленнаго потомства. Ихъ было двадцать или тридцать человкъ… или Богъ знаетъ сколько. И какъ они были некрасивы и противны! Только имъ и принимать Всемогущаго! Волосы всклокочены, носы въ струпьяхъ, глаза залплены гноемъ, на тлахъ кора грязи.
– Какъ я выведу эту грязную ораву! – кричала Ева. – Господь скажетъ, что я неряха, дурная мать. Еще бы! Вдь мужчины не знаютъ, что значитъ возиться съ такой кучей ребятъ.
Посл многихъ колебаній, она выбрала своихъ любимцевъ (у какой матери ихъ нтъ!), вымыла трехъ покрасиве другихъ и загнала въ хлвъ съ помощью пинковъ остальное жалкое и паршивое стадо, заперевъ его, несмотря на протесты.
Было уже время. Снжно-блое свтящееся облако спускалось съ неба, и воздушное пространство трепетало отъ шума крыльевъ и мелодіи терявшагося въ безконечной дали хора, повторявшаго съ мистическимъ однообразіемъ; "Осанна, Осанна!" Они уже казались ногами земли, уже шли по дорог, окруженные такимъ сіяніемъ, что, казалось, вс небесныя звзды спустились на землю погулять по хлбнымъ полямъ.
Сперва явилась группа архангеловъ, почетный караулъ. Они обнажили огненные мечи, сказали нсколько любезностей по адресу Евы, увряя, чго она нисколько не постарла и еще очень свжа. Затмъ они разсялись по полямъ съ непринужденностью воиновъ, влзая на смоковницы, въ то время, какъ Адамъ проклиналъ ихъ внизу, считая хлбъ потеряннымъ.
Затмъ явился Господь. Его борода сверкала серебромъ, а на голов былъ треугольникъ, сіявшій, точно солнце. За нимъ шелъ Святой Михаилъ и вс министры и высшіе чиновники небеснаго двора.
Господь встртилъ Адама добродушною улыбкою, а Еву потрепалъ по подбородку и сказалъ:
– Здравствуй, славная головка! Ну чтоже, ты теперь не такъ втрена?
Тронутые такою привтливостью, супруги предложили Господу Богу кресло. Что это было за кресло, дти мои! Широкое, удобное, изъ крпкаго дерева, съ сидньемъ изъ тончайшаго испанскаго дрока; однимъ словомъ такое кресло можетъ быть только у деревенскаго священника.
Усвшись поудобне, Господь сталъ разспрашивать Адама про его дла и узналъ, какъ ему тяжело зарабатывать на содержаніе семьи.
– Прекрасно, прекрасно, – говорилъ Онъ. – Это научитъ тебя не слушать совтовъ жены. Ты воображалъ, что теб будетъ житься такъ же привольно, какъ въ Раю? Страдай, сынъ мой, работай и обливайся потомъ. Такъ ты выучишься уважать старшихъ.
Но раскаявшись въ своей строгосіи, Господь добавилъ добродушнымъ тономъ:
– Что сдлано, то сдлано, и мое проклятіе должно осуществиться. Я только держу данное слово. Но разъ Я вошелъ въ вашъ домь, то не хочу уйти, не оставивъ воспоминанія о своей доброт. Ну-ка, Ева, пусть эти дти подойдутъ поближе.
Трое ребятишекъ выстроились въ рядъ передъ Всемогушимъ Творцомъ, который нкоторое время внимательно разглядывалъ ихъ.
– На теб, – сказалъ онъ первому очень серьезному толстяку, слушавшему Его съ нахмуренными бровями и засунутымъ въ носъ пальцемъ, – на теб будетъ лежать обязанность судить теб подобныхъ. Ты будешь издавать законы, опредлять, что такое преступленіе, мняя мнніе каждый вкъ, и подводить всхъ преступниковъ подъ одно правило, что равносильно тому, чтобы лчить всхъ больныхъ однимъ лкарствомъ.
Затмъ Онъ указалъ на другого, бойкаго брюнетика, не разстававшагося съ палкою, которою онъ лупилъ своихъ братьевъ.
– Ты будешь воиномъ, полководцемъ. Ты будешь водить за собою людей, какъ стадо на бойню, и тебя будутъ тмъ не мене превозносить. Видя тебя забрызганнымъ кровью, люди будутъ восхищагься тобою, какъ полубогомъ. Если другіе будутъ убивать, то они окажугся преступниками; если же ты убьешь, ты будешь героемъ. Заливай поля кровью, проходи по городамъ съ огнемъ и мечомъ, разрушай, убивай, и поэты будутъ воспвать тебя, а историки описывать твои подвиги. Т же, которые силаютъ то же самое, что ты, не будучи тобою, будутъ закованы въ кандалы.
Господь подумалъ съ минуту и обратился къ третьему:
– Ты накопишь богатства земныя, будешь коммерсантомъ, будешь давать деньги въ долгъ королямъ, обращаясь съ ними, какъ съ равными, и если ты разоришь цлый городъ, то міръ будетъ восхищаться твоею ловкостью.
Бдный Адамъ плакалъ отъ благодарности, тогда какъ Ева, дрожа отъ безпокойства, хотла сказать что то, но не ршалась. Материнское сердце мучмлось угрызеніями совсти; она думала о запертыхъ въ хлву бдняжкахъ, которые оказывались исключенными при длеж благодяній.