– Но этоже безуміе! – вскор воскликнулъ новый пришелецъ. – Вы же не пользуетесь лучшими картами! Вы откладываете козыри и играете только самыми скверными картами. Какъ глупо!
Больше онъ ничего не усплъ сказать. Сагреда бросилъ карты на столъ. Лицо его покрылось зеленоватою блдностью. Глаза непомрно расширились и устремились на виконта. Затмъ онъ всталъ.
– Я понялъ, – произнесъ онъ холодно. – Разршите мн удалиться.
И нервнымъ движеніемъ руки онъ толкнулъ въ сторону друга горку золотыхъ монетъ.
– Это ваше.
– Но что вы, дорогой В_е_л_а_с_к_е_с_ъ?… Что вы Сагреда?… Позвольте мн объяснить вамъ, графъ…
– Достаточно, кабальеро. Повторяю вамъ, что я понялъ.
Въ глазахъ его вспыхнула яркая искра, какъ случалось иногда прежде, когда, посл краткихъ споровъ или оскорбительнаго слова, онъ поднималъ перчатку въ знакъ вызова.
Но это враждебное выраженіе мигомъ исчезло изъ его глазъ. На губахъ появилась любезная улыбка, отъ которой морозъ пробиралъ по кож,
– Я крайне признателенъ вамъ, виконтъ. Подобныя услуги никогда не забываются… Еще разъ благодарю васъ.
И онъ поклонился съ надменнымъ видомъ и вышелъ изъ комнаты, гордо выпрямившись, какъ въ т времена, когда состояніе его было еще нетронуто.
Графъ Сагреда идетъ по бульвару въ распахнутой шуб. Публика выходитъ изъ театровъ; женщины порхаютъ съ одного троттуара на другой; на улицахъ проносятся ярко освщенные автомобили, въ которыхъ мелькаютъ перья, бриліанты и блыя открытыя шеи; газетчики выкрикиваютъ свой товаръ; на фасадахъ высокихъ домовъ вспыхиваютъ и гаснутъ огромныя электрическія вывски.
Испанскій грандъ, гидальго, потомокъ знатныхъ кабальеросовъ изъ С_и_д_а и Р_ю_и Б_л_а_за идетъ противъ людского теченія, прокладывая себ путь локтями, торопясь впередъ, но не зная, куда онъ идетъ, и не отдавая себ отчета въ томъ, гд находится.
Длать долги!… Ладно. Долги не безчестятъ дворянина. Но получать милостыню? Въ минуты черныхъ мыслей его никогда не пугала перспектива вызвать въ людяхъ презрніе своимъ крахомъ, увидть, что они отвертываются отъ него, спуститься до низшихъ ступеней и потонуть среди подонковъ общества. Но внушать людямъ состраданіе!…
Къ чему эта комедія? Ближайшіе друзья, улыбавшіеся ему попрежнему, поняли тайну его положенія и сговорились изъ жалости подавать ему по прежнему, милостыню, длая видъ, что играютъ съ нимъ. Тяжелая тайна стала извстна и остальнымъ знакомымъ и даже лакеямъ, которые продолжали низко кланяться ему по старой привычк. А онъ, бдный обманутый, вращался въ высшемъ свт, съ видомъ грансеньора, непреклонный и важный среди угасшаго величія, точно трупъ легендарнаго полководца, который хотлъ одерживать побды и посл смерти, верхомъ на кон.
Прощай, графъ де Сагреда! Потомокъ славныхъ воиновъ и вице-королей можетъ служить безымяннымъ солдатомъ въ отряд бандитовъ и отчаянныхъ людей, можетъ быть авантюристомъ въ двсрвенныхъ земляхъ и убивать людей ради добыванія средствъ къ жизни, можетъ даже безстрашно смотрть на крушеніе своего имени и славнаго прошлаго предъ лицомъ судьи… но жить на жалость близкихъ!…
Прощайте навсегда, послднія иллюзіи! Графъ забылъ о подруг, которая ждетъ его въ одномъ ночномъ ресторан. Она исчезла изъ его памяти, какъ будто онъ никогда не видалъ ея, какъ будто она никогда не существовала. Онъ забылъ обо всемъ, что скрашивало его жизнь еще нсколько часовъ тому назадъ. Только позоръ сопровождаетъ его, и съ каждымъ шагомъ воскресаетъ въ немъ что-нибудь умершее – то воспоминаніе о предкахъ, то расовый предразсудокъ, то фамильная гордость, надменность, честолюбіе, непреклонность, все, что дремало въ немъ и, пробудившись теперь, тснитъ его грудь и путаетъ мысли въ голов.
Какъ смются должно быть люди за его спиною, въ тоже время жаля его!… Теперь онъ идетъ быстре, словно знаетъ, куда направить шаги, и иронически бормочетъ въ безсознательномъ возбужденіи, какъ будто разговариваетъ съ кмъ-то, кто бжитъ за нимъ и старается догнать его.
– Очень благодаренъ! Очень благодаренъ!
На разсвт два выстрла подняли на ноги публику въ одной гостиниц близъ СееЛазарскаго вокзала – отеля съ сомнительной репутаціей, гд свободно находятъ пріютъ парочки, только что познакомившіяся на улиц.
Отельная прислуга нашла въ одномъ номер господина во фрак; черепъ его былъ прострленъ и изъ отверстія вылилась струя крови, оставившая на полосатомъ ковр змящійся слдъ, въ черныхъ туманныхъ глазахъ этого человка свтилась еще жизнь. Но нжный образъ подруги не отражался въ нихъ. Его послдняя мысль, оборванная смертью, принадлежала друзьямъ, погубившимъ его своею жалостью и оскорбившимъ его великодушнымъ, но необдуманнымъ состраданіемъ.
Въ мор.
Въ два часа ночи кто-то позвалъ у двери домика:
– Антоніо, Антоніо!
И Антоніо соскочилъ съ кровати. Это былъ его кумъ, товарищъ по рыбной ловл, звавшій его, чтобы отправиться въ море.
Онъ мало спалъ эту ночь. Еще въ одиннадцать часовъ вечера онъ разговаривалъ со своей бдной женой Руфиной, которая безпокойно ворочалась въ кровати, разсуждая съ нимъ о длахъ. Хуже они не могли идти! – Вотъ такъ лто! Въ предыдущее лто тунцы плавали по Средиземнему морю огромными стадами. У всхъ были деньги – Божіе благословеніе, – и т, которые вели трезвый образъ жизни и длали сбереженія, освободились отъ положенія простыхъ работниковъ, купивъ себ лодку для рыбной ловли за свой собственный счетъ.
Маленькій портъ былъ полонъ лодокъ. По ночамъ его занимала цлая флотилія, и лодки еле могли двигаться отъ недостатка мста; но съ увеличеніемъ числа лодокъ явился недостатокъ въ рыб.
Сти вытаскивали только водоросли или мелкую рыбешку. Тунцы ходили въ этомъ году другимъ путемъ, и никому не удавалось поймать ни единой штуки.
Руфина была подавлена такимъ положеніемъ вещей. Дома не было денегъ. Они задолжали въ булочную и въ лавку и прижимистый сеньоръ Томасъ, дававшій всей деревн деньги въ долгъ и распоряжавшійся въ ней, какъ хозяинъ, постоянно мучилъ ихъ угрозами на случай, если они не отдадутъ ему хотя бы части тхь пятидесяти дуро {Дуро – испанская монета (около 1 р. 80 к.).} съ процентами, которые онъ ссудилъ имъ для окончанія красивой и быстроходной лодки, поглотившей вс ихъ сбереженія.
Во время одванія Антоніо разбудилъ сына, девятилтняго юнгу, который сопровождалъ его въ море и работалъ, какъ взрослый.
– Посмотримъ, будете-ли вы сегодня счастливе, – прошептала жена, лежа на кровати. – Вы найдете въ кухн корзину въ.провизіей. Вчера мн уже не поврили въ лавк въ долгъ. О, Боже! Какая собачья судьба!
– Молчи, жена. Mope зло, но Господь Богъ поможетъ намъ. Какъ разъ вчера нсколько человкъ видли одного тунца, который плылъ одиноко, тяжелаго стараго тунца. Что, если мы поймаемъ его… Выручимъ no крайней мр шестьдесятъ дуро.
Рыбакъ кончилъ одваться, думая объ этойтогромной рыб, которая отдлилась отъ своего стада и возвращалась въ силу привычки въ т же воды, что въ прошломъ году.
Антоньико уже стоялъ, готовый къ отъзду съ серьезнымъ и довольнымъ видомъ ребенка, зарабатывающаго хлбъ въ томъ возраст, когда другіе играютъ. На плеч его была корзина съ провизіей, а въ одной рук корзинка съ мелкой рыбешкой, лучшей приманкой для тунцовъ.
Отецъ съ сыномъ вышли изъ лачужки и направились по берегу къ набережной рыбаковъ. Кумъ ожидалъ ихъ въ лодк, готовя парусъ.
Флотилія шевелилась въ темнот, покачивая своимъ лсомъ мачтъ. По ней бгали черные силуэты экипажа. Тишина нарушалась ударами падающихъ на палубу снастей, скрипомъ блоковъ и веревокъ. Паруса разввались въ темнот, словно огромныя простыни.