Я исхожу из того, что утеря чувства эстетического единства была попросту эпистемологической ошибкой. Может быть, это более серьезная ошибка, чем все мелкие нелепости, которые были свойственны прежним эпистемологическим системам, сходившимся в вопросе о фундаментальном единстве.
Частично история о том, как мы утратили чувство единства, была изящно изложена в Великой Цепи Бытия [Arthur O. Lovejoy, The Great Chain of Being: A Study of the History of an Idea (Cambridge: Harvard University Press, 1936). — Артур Онкен Лавджой, «Великая цепь бытия: история идеи» (Кембридж, Издательство Гарвардского университета, 1936).] Лавджоя, где эта идея прослеживается со времен греческой классической философии до Канта и начала немецкого идеализма в восемнадцатом веке. Это история идеи, согласно которой мир создан вне времени по законам дедуктивной логики. Эта идея хорошо видна в эпиграфе из Града Божия. На вершине дедуктивной цепи находится Высший Разум, или Логос. Ниже располагаются ангелы, затем люди, затем обезьяны, и так далее вплоть до растений и камней. Все подчинено дедуктивному порядку и встроено в него посредством исходной посылки, являющейся прообразом второго закона термодинамики. Согласно этой посылке, «более совершенное» никогда не может возникнуть из «менее совершенного».
В истории биологии человеком, обратившим великую цепь бытия, был Ламарк [J.B. Lamarck, Philosophie Zoologique (1809); английский перевод [Zoological philosophy: An exposition with regard to the natural history of animals, trans. Hugh Elliot] (New York & London: Hafner Press, 1963).]. Настаивая на том, что разум присущ всем живым существам и, возможно, является причиной их трансформаций, он избежал отрицательной предпосылки направления, согласно которой совершенное всегда предшествует несовершенному. Затем он выдвинул теорию «трансформизма» (которую мы назвали бы эволюцией). Согласно этой теории, трансформация началась с инфузории (простейших) и восходила к человеку.
Но биосфера Ламарка была, по-прежнему, цепью. Единство эпистемологии сохранялось, хотя акцент и был перенесен с трансцендентного Логоса на имманентный разум.
В последующие пятьдесят лет происходило бурное развитие Промышленной Революции, Техника торжествовала над Разумом, поэтому соответствующая духу времени эпистемология Происхождения Видов (1859) была попыткой не привлекать разум в качестве принципа объяснения. Это было сражением с ветряными мельницами.
Были и протесты, гораздо более глубокие, чем вопли фундаменталистов. Сэмюэл Батлер, самый серьезный критик Дарвина, понимал, что отрицание разума в качестве принципа объяснения недопустимо, и пытался вернуть эволюционную теорию назад к ламаркизму. Но у него это не вышло из-за гипотезы (разделяемой даже Дарвином) о «наследовании приобретенных признаков». Эта гипотеза, состоящая в том, что реакции организма на внешнюю среду могут отражаться на генетике его потомства, была ошибочной.
Я утверждаю, что эта ошибка была не чем иным, как эпистемологической ошибкой на уровне логических типов, и далее я предложу определение разума, весьма отличающееся от понятий, смутно сознаваемых Дарвином и Ламарком. И самое главное, я покажу, что мышление напоминает эволюцию тем, что является стохастическим процессом (см. Словарь).
В этой книге место иерархической структуры Великой Цепи Бытия занимает иерархическая структура мышления, которую Бертран Рассел описал в виде логических типов. В ней также будет сделана попытка предложить картину священного единства биосферы, содержащую меньше эпистемологических ошибок, чем версии этого священного единства, предложенные различными религиями за все время существования человечества. Важно, чтобы эпистемология — верна она или нет — была недвусмысленной. Только тогда будет возможна столь же недвусмысленная критика.
Итак, непосредственная задача этой книги — показать, как разумные аспекты мира соединяются в единое целое. Как связаны друг с другом идеи, информация, этапы логического или прагматического согласования, и тому подобные вещи? Каким образом логика — классическая процедура построения цепочек идей — связана с внешним миром вещей и живых существ, частей и целого? Действительно ли идеи всегда образуют цепочки, или эта линейная (см. Словарь) структура навязывается учеными и философами? Как мир логики, старающийся избежать «замкнутых аргументов», связан с миром, где замкнутые последовательности причинно-следственных связей — правило, а не исключение?