— Я старался спасти тех, кого ещё можно было спасти — оправдывался Роман.
— Лучше позаботься о себе — повесив автомат на плечо, холодно произнесла Велислава. — А то, ещё немного, и облако трансформирует и тебя, раз ты стал оправдывать свои решенья, при этом жертвуя жизнями другими.
Она развернулась и решительно зашагала обратно к Уралу. Роман, ещё некоторое время глядел ей в след, затем развернулся, и забрался вместе с остальными в вертолёт.
— Взлетай — мрачно велел он пилоту.
Винты раскручивались, размётывая листву вокруг себя в разные стороны. Уже приготовившись взлетать, пилот вдруг закричал:
— Деда! Деда держите!
Куда там! Дед, а именно, никто иной как Сан Саныч, который слышал разговор Велиславы с капитаном, необычайно шустро для своих лет, выпрыгнул из вертолёта, и побежал прочь от него.
— Тьфу, ещё один чокнутый! — выругался Роман. — Взлетай!
Вертолёт взмыл в воздух. Сан Саныч проводил взглядом, удаляющийся лётный транспорт, и огляделся вокруг. Солдат больше не осталось, он был один, посреди главной площади города. В стороне, одиноко стояли ещё три вертолёта, экипаж которых, так и не вернулся, после схватки с белоглазыми. Пожилой татарин, почесав лохматую седую голову, поколебавшись ещё пару секунд, решительно направился к ним.
***
Дышать было трудно и больно. Рёбра ощутимо болели, но похоже, не были сломаны, после удара о стол. Повезло, подумал про себя Николай, в очередной раз, грохнувшись на пол кабинета. А Бурков, казалось, только разогрелся. Он не спешил, действую методично. Он не торопился сразу убить свою жертву, а вот, заставить её помучиться — это пожалуйста.
Мощный и точный удар ноги, отбросил Николая прямо на освежители воздуха. Биатлонист глухо простонал, чувствуя, как под его весом, трещит пластиковый корпус хитроумных агрегатов. А Бурков, не сбавляя темпа, продолжил экзекуцию, рывком подняв Николая с пола. Двинув коленом в живот стрелка, отчего тот сложился пополам, депутат новым рывком заставил того выпрямиться, и добавил страданий, ударив головой в нос. Кровь заливала лицо Николая, когда депутат, швырнул его через пол кабинета, словно тряпичную куклу.
Николай взвыл, заливая ковролин своей кровью, ползком пытаясь спастись, от приближающегося к нему Буркова.
— Ты, тварь! — яростно разорялся депутат. — Жалкая шваль, слюнтяй, хлюпик, поломал все мои планы!!!
Схватив Николая за горло, депутат вдавил его в стенку. Николай предпринимал отчаянные попытки, оказать хоть малейшее сопротивление, своему, пусть и гораздо более старшему, но всё ещё крепкому, и прекрасно подготовленному противнику. Твердые как древесина таёжного кедра пальцы, всё плотнее сжимались на горле биатлониста, выдавливая из него жизнь. Уже в полуобморочном состоянии, в памяти Николая, всплыла та полянка, на которой он, Велислава и Сан Саныч, останавливались для привала, а в ушах, четко зазвучали слова: «Рассмотрим другую ситуацию, когда вас хватают за горло руками…Наша задача, просунуть свою руку, вот в это пространство, между двух его руку, которые держат вас за горло…Делаем удар по глазам, или нажимаем одним пальцем.» Стиснув зубы, Николай схватился за голову депутата, и надавил большими пальцами прямо в глаза, озверевшему депутату. Бурков взвизгнул, как будто наступил босыми ногами на раскалённые угли. «Если противник, после этого не отпускает захват, своим локтем, давим на его локтевой сгиб. Видите, он не отпустил захват, и после моего действия, приблизил ко мне голову. Берём той рукой, которой давили на сгиб его за челюсть, а второй за затылок, делаем поворот, заставляя его потерять равновесие, делаем шаг в ту сторону, в какую выполняли поворот, и противник падает. Можно при падении, приложить его головой о землю…»
Резко двинув Буркова по локтевому сгибу, заставляя его приблизить голову, Николай схватил его за челюсть и затылок, поворачивая вокруг, одновременно сделав шаг в сторону. Бурков шатнулся, и потеряв равновесие, и беспомощно повалился на пол. А при падении, Николай буквально воткнул его головой, в журнальный столик. Послышался треск. Нет, голова выдержала, а вот стол, переломился напополам, столкнувшись с через-чур непреодолимой для себя стихией. Ну, и крепкая же башка, у этих десантников!
Николай отступил в сторону, согнувшись пополам, упираясь руками в колени, пытаясь отдышаться. Депутат Бурков, хоть и не без труда, но поднялся на ноги, нетвёрдо покачиваясь.
— Это…что сейчас…было… — морщась спросил он.
— Айкидо — немного отдышавшись, ответил Николай. — Второе, чем займусь, после шахмат, когда выберусь отсюда.
— Да никуда ты, отсюда, не выберешься! — взревел Бурков, вновь бросившись на Николая.
«А можно и вот так» — звучал в голове Николая, голос Велиславы, когда он на ходу, подхватил налетевшего на него депутата за плечи, и завалившись на спину, уперев ногу Буркову в живот, с силой швырнул его через себя. Николай Сергеевич, ловко запущенный, точно спортивный метательный снаряд, влетел в дверь кабинета, сорвав её с петель, и вылетев вместе с ней наружу.
Николай перекатился на живот, наблюдая за поверженным противником. А тот, корчась в дверных обломках, беспомощно барахтался на полу, словно пытающийся подняться майский жук, которого озорной ребёнок, забавы ради, перевернул на спину.
— Ты…да кто ты такой? — бормотал депутат, копошась в обломках. — Сирота…неудачник…ботаник…даже в армии не служил…и такое ничтожество…испортило весь мой план…
— И черепаха обгоняла зайца — поднявшись на ноги, парировал Николай. — А ты, напрасно решил, что ты выше Бога. Люцифер тоже так думал, и вспомни, насколько низко он упал.
— Я не упаду… прошипел Бурков, всё ещё пытаясь подняться, ухватившись за перила.
Снизу раздался звон разбитого стекла, и такое, уже знакомое, нечленораздельное мычание — белоглазые ворвались в здание банка. Бурков, едва сумев подняться, в испуге отпрянул дальше от поручней, стараясь не попасть в поле зрения, их бесцветных глаз. Его нога, наступила на куски битого стекла, того самого, которым Николай выманивал его из кабинета. Его начищенные до блеска туфли, заскользили на осколках. Депутат всплеснул руками, не успев сгруппироваться, словно из-под его ног, резко выдернули ковер, на котором он устойчиво стоял, и потеряв равновесие, упал на перила, перевалившись через них. Николай Сергеевич Бурков, кричал, падая вниз, но совсем не долго. Ровно до тех пор, пока его крик, не утонул в яростном рычании белоглазых, в лапы которых, буквально с неба свалилась новая добыча.
Николай подошел к перилам, взглянув вниз. Всё было кончено. Белоглазые, в форме врачей, военных, и деловых костюмах референтов, в мгновении ока сделали своё дело, и теперь озирались вокруг, в поисках новой жертвы. Один из них, догадался, поднять голову вверх. Увидав Николая, бестия, издала чудовищный рык, и уже в следующее мгновение, вся разномастная компания упырей, объединённая одним инстинктом убийства, мчалась вверх по лестнице.
Николая ринулся обратно в кабинет. Прятаться здесь было негде. Распахнув панорамное окно, биатлонист, быстро, насколько позволяла ситуация, огляделся. Слева, была голая стена. Справа, в паре метров от окна, располагалась, металлическая пожарная лестница. Выбирать долго не пришлось.
Выбравшись на подоконник, подойдя как можно ближе, Николай глубоко вздохнул, и взмыл в воздух, в тот самый момент, когда белоглазые уже ворвались в кабинет. Не рассчитав траекторию прыжка, да ещё и, подхваченный не пойми откуда взявшимся, резким порывов ветра, Николай едва не промахнулся, в последний момент ухватившись за грубо сваренные металлические ступеньки. Депутата Буркова, наверняка устроил бы такой исход. Ну, наелся этот Колька таблеток непонятных, залез себе на окно, а давай с него скакать, с песней водяного «а мне летать охота». Биатлонисты, они ж такие…
Под яростное мычание белоглазой нечисти, от которой, так не вовремя улизнула добыча, словно рыбка, в последний момент сорвавшаяся с крючка рыболова, Николай, карабкался вверх. Силы начали оставлять, уже на самом подступе к крыше. Да, тяжелые побои, причинённые покойным депутатом, даром не прошли. Каждое новое движение, давалось с ещё большим трудом. Наконец, у самого козырька крыши, Николая обессиленно повис, вцепившись в холодную металлическую поверхность ступеней. Стараясь не смотреть вниз, он плотнее прижимался к лестнице, как вдруг, чья — то рука, схватила его за запястье, и знакомый, бархатистый голос произнёс: