— Да! — вдруг вспомнил Степан. — На берегу я нашел радиопередатчик.
Аритомо Ямада резко остановился, они шли уже во внутреннее помещение, оглянулся по сторонам и схватил Бакшеева за рукав.
— Радиопередатчик? — переспросил он. — Каким образом?
Бакшеев стал рассказывать о своей прогулке, желтых охранниках и о камне, где он обнаружил рацию.
— Надеюсь, вы оставили все на месте? — спросил Аритомо Ямада.
— Да, я решил, что полезнее сначала выяснить, кому принадлежит рация.
— Конечно. Завтра вы покажете, где она, и мы поочередно будем наблюдать.
Фаситору не по душе были и остров, и бассейн, и аппаратура профессора Накамура, и сам профессор. Фаситор намеревался поделиться этой неясной тревогой с Фист-кых, но, не имея конкретных фактов, подкрепляющих сигналы его подсознания, решил выждать, разобраться в причинах, порождающих необъяснимое пока чувство тревоги.
Потом поступил запрос Совета Старших Матерей. Совет просил уточнить у человека, первым вступившего в контакт с дельфинами, почему он, Старший Самурай, так настойчиво требует у них уничтожения определенных кораблей. Дело в том, что случайно оказавшиеся в местах их гибели дельфины обнаружили после взрыва мертвых людей. Совет хотел знать, нет ли здесь какой-либо связи. И если связь есть, если уничтожение взбунтовавшихся машин ведет к гибели людей, то дельфины не могут участвовать в этом. Надо искать другие пути, не причиняющие зла человеку. Возможно, Старший Самурай не осведомлен. Следовательно, необходимо сообщить ему об этих обстоятельствах.
Но в последнее время Фист-кых, как и Фаситора тоже, не приглашали на беседы с профессором Накамура. И вскоре они узнали через связного, дежурившего у входа в бухту со стороны Океана, что два их сородича отказались выполнять просьбу Старшего Самурая и его помощника. Они шли в атаку на взбунтовавшийся корабль, и вдруг один из них сообщил по каналу Всеобщей Связи:
«Вижу на корабле людей. В результате уничтожения машины гибель их неизбежна. Оневидно, произошла ошибка. Принимаю решение погибнуть самому — корабль не трогать». Затем он обменялся коротким сообщением со своим напарником, и тот разделил его участь. Дельфины погибли, не тронув корабль, потому что там оказались люди.
Совет Старших Матерей вновь запросил Фист-кых и Фаситора, но они ничего не могли сообщить Совету. Профессор Накамура уклонялся от беседы с ними.
Тогда Фаситор решил объясниться с Фист-кых. Но Старшая Мать ничего не сумела объяснить ему. Они решили подождать еще.
— Вы пойдете с нами? — спросил Степан у Аритомо Ямада.
— Нет, — ответил тот, — наверное, я не смогу составить вам компанию.
— Понимаю, — сказал Степан. — Вы не идете потому, что там будет Косаку Хироси. Но ведь не только он, но и Тиэми Тода, и я, наконец. Кроме того, я хочу использовать эту прогулку для поисков прохода. Помните рыбу-меч?
— Все это так, но дело не в Косаку Хироси, хотя мне совсем не улыбается спускаться с ним под воду. Я не доверяю этому человеку.
— Мне кажется, что вы несправедливы к нему, дорогой Аритомо Ямада.
— Так он рассказал вам об этом? Что ж, действительно, на первый взгляд может показаться, будто я отношусь к нему неприязненно в силу старого соперничества, окончившегося не в мою пользу. Нет, дело не в этом. Просто я убежден, что он причастен к смерти своей невесты. У меня нет никаких фактов, но я уверен, что это так…
Степан хотел возразить Аритомо Ямада, но передумал.
— Прибыл капитан Мицуеси Набунага, — продолжал молодой японец. — Он просто почернел от злобы. Сразу потребовал встречи с профессором Накамура, тот назначил ему время. Их встреча состоится в четырнадцать часов. Возможно, я смогу присутствовать при этой беседе. Разумеется, не явно. Об этом они ничего не узнают. Теперь вы понимаете, почему мне нельзя идти на подводную прогулку?
— О да, конечно, — ответил Степан, — извините меня за то, что я напомнил вам старую историю.
— Пустое, — сказал Аритомо Ямада. — Желаю вам отыскать выход из бухты. Будьте осторожны, смотрите, чтоб спутники ваши не нашли его вместе с вами.
Капитан Мицуеси Набунага резко вскочил на ноги и зашагал по комнате.
— Успокойтесь, — сказал профессор Накамура, — вы самурай, а не слабая духом женщина.
Мицуеси Набунага остановился перед изображением божества милосердия — одиннадцатилицей и тысячерукой Каннон.
— Вам легко говорить о спокойствии, — произнес он глухо, — вы слишком большой человек, для того чтобы с вами случилось неожиданное, а я вынужден буду сделать себе харакири, если подобная неудача повторится.