Станислав Семенович Гагарин
Разум океана
РАЗУМ ОКЕАНА
Еще ничего не было создано на свете прекраснее, чем Дельфы.
«Дельфос» в переводе с древнегреческого означает «брат».
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Взрыв в Сангарском проливе
Диссертацию Бакшеев защищал в субботу вечером. Потом был традиционный банкет. Подвыпивший председатель ученого совета обнимал Степана за плечи и клялся обязательно приехать к нему на Дальний Восток.
Веселились допоздна, потом Володя Данилов увез их с Таней на пустую дачу своих родителей, обещая приехать лишь в понедельник, мол, отдыхайте и наслаждайтесь природой.
Дача стояла на отшибе, кругом был лес, рядом большое озеро. Они хорошо выспались, потом долго купались, загорали, собирали цветы, дурачились, гонялись друг за другом и надеялись, что понедельник никогда не наступит. А вечером примчался осунувшийся Володя и сказал, что началась война.
…Его каюта была у самой воды, и светло-зеленые волны бились в стекло иллюминатора.
Умываясь в тесном закутке, он наплескал на пол, смущенно посмотрел на мокрые следы, оставленные подошвами домашних войлочных туфель, поискал какую-нибудь тряпку или ветошь, не найдя ничего, огорченно вздохнул и стал одеваться.
В кают-компании уже позавтракали, буфетчица Надя гремела посудой за перегородкой, справа от капитанского кресла в одиночестве сидел за столом долговязый старпом.
— Привет науке, — весело махнул он Бакшееву. — Долго спишь, Степан Иванович. Надюша, чайку покрепче Профессору.
Степан хотел снова сказать этому дылде, что никакой он не профессор, но знал, что тот ответит, значит, будешь профессором, это неизменно повторялось вот уже две недели их знакомства, молча пожал Игорю руку и сел напротив.
Сухогрузный пароход «Имандра», приписанный к Владивостокскому торговому порту, шел из Владивостока своим курсом. Его трюмы были забиты мукой, сахаром, различными консервами и промышленными товарами.
Кроме команды на борту находились пять военных моряков с молоденьким лейтенантом-артиллеристом во главе. Они обслуживали зенитные установки, расположенные на кормовых и носовых банкетах парохода. Были и пассажиры: угрюмый капитан-пограничник и военно-морской врач Степан Иванович Бакшеев, он спешил к месту службы, на свой корабль.
Двое суток назад «Имандра» приняла в трюмы последние стропы с грузом, отошла от причала и, оставив по правому борту Русский остров, легла курсом на Сангарский пролив, что между японскими островами Хонсю и Хоккайдо.
Когда Бакшеев вошел в кают-компанпю, судовые часы отметили восемь часов тридцать минут. Полчаса назад вахту принял третий штурман. «Имандра» входила в Сангарский пролив.
Степан допил чай, встал из-за стола, поблагодарил буфетчицу и посмотрел на старпома, продолжавшего сидеть в кресле.
— Что делать думаешь, Игорь?
— На боковую, профессор, до обеда на боковую. С половины четвертого на ногах…
— В такой день… Чудак, — сказал Бакшеев.
— Их будет еще немало, этих солнечных дней, у берегов Страны Восходящего Солнца.
— Что, уже подошли?!
— Спохватился, — лениво зевнул Игорь. — Два часа пдем Сангарским…
Степан повернулся и одним махом вылетел на мостик.
Вдоль бортов «Имандры» тянулся японский берег. Пароход шел левой стороной пролива, и остров Хоккайдо был виден как на ладони, тогда как Хонсю едва синел на горизонте.
Степан поздоровался с Василием Пименовичем Приходько, старым дальневосточным капитаном, кивнул рулевому, посмотрел на подволок рубки. Там шаркали ногами: видимо, третий штурман, юный парнишка, брал пеленги по главному компасу.
— Япония, Василий Пименович? — спросил Бакшеев, хотя ничего другого, кроме Японии, здесь быть не могло.
— Она самая, доктор, — ответил капитан.
Степан вышел на крыло, почувствовал, как начинает припекать солнце, увидел впереди странной формы пароход с четырьмя трубами, взял бинокль и поднес к глазам.
— Железнодорожный паром, — услышал он рядом голос капитана. — Идет из Хакодате в Аомори.
— Вы бывали здесь? — спросил Степан капитана.
— Неоднократно, — ответил Приходько. — Еще до революции стоял на линии Владивосток — Иокогама. Да и в Хакодате приходилось бывать.
Сверху спустился третий штурман, он шмыгнул в рубку, шепча что-то про себя, наверно, пеленги, чтоб не забыть их цифровые значения. Потом он появился на крыле ходового мостика в только теперь заметил Бакшеева, поздоровался и сказал, обращаясь к Приходько:
— Точка есть, Василий Пименович.
— Через пятнадцать-двадцать минут определяйся, — сказал капитан. — Оно тебе не во вред, побегать-то.
— Сводку слыхал, доктор? — спросил он Бакшеева. — Лезет к Волге, сволочь.
— Сегодня еще не слышал, — ответил Степан.
— И эти, — капитан кивнул в сторону берега, — зашевелились…
«Имандра» шла вперед, к Тихому океану, солнце поднималось все выше и выше, слева зеленели, а справа синели японские берега, море было удивительно красивым и безмятежным, и ничто не напоминало о том, что где-то за тысячи километров идут жестокие бои, льется кровь, и воздух пахнет сгоревшим порохом.
— Куда он идет, стервец?! — крикнул Приходько.
Степан вздрогнул от неожиданности и глянул прямо по курсу.
Навстречу «Имандре» полным ходом мчался сторожевой катер с японским флагом на корме.
Расстояние между кораблями сокращалось с каждой секундой. Третий штурман беспокойно глянул на капитана, тот сердито пыхтел, но не произнес ни слова. «Имандра» шла вперед, не меняя курс и не сбавляя ход. Когда до столкновения оставались считанные метры, катер резко принял влево и проскочил по правому борту советского парохода.
На мостике скалил зубы молодой офицер в фуражке с высокой тульей. У носового пулемета стоял матрос и, когда катер поравнялся с «Имандрой», взялся за рукоятку и направил ствол в ее борт, будто намереваясь открыть огонь.
— Вот так каждый раз, — тяжело вздохнув, сказал Василий Пименович, когда японцы, покрутившись вокруг судна минут пятнадцать, ушли в сторону коробок-домиков Хакодате. — И войны с ними нет, а чувствуешь себя, как на бочке с порохом.
Степан вошел в штурманскую рубку, посмотрел на карту, на кружочки по линии курса, означавшие обсервованное место судна в определенный момент. Бакшеев взял циркуль-измеритель и прикинул ширину Сангарского пролива, или Цугару-кайкио, как называют его японцы. Вышло что-то около десяти миль. В рубку ворвался штурман, бормоча цифры, схватил транспортир, параллельную линейку и стал прокладывать пеленги. Все они пересекались почти в одной точке, третий облегченно вздохнул, торжествующе посмотрел на Степана, потом покосился на дверь, за которой на мостике стоял капитан.
— Загонял старик, — пожаловался штурман.
Он поколдовал над картой и объявил, что через три часа выйдут в Тихий океан.
На палубе становилось жарко. Бакшеев спустился в каюту, полчаса сидел над дневником, вернулся к начатому письму Тане, она осталась в Москве, когда его призвали во флот. Потом Степан завалился в койку с томиком «Цусимы» Новикова-Прибоя и незаметно для себя уснул, в море всегда здорово спится. Проснулся он от стука в дверь и голоса Нади, призывавшей к обеденному столу.
В тринадцать часов десять минут пароход «Имандра» миновал Сангарский пролив и вышел в Тихий океан.
Степан Бакшеев вновь поднялся на мостик. Шла вахта второго штурмана. Капитан после обеда ушел в каюту. Пролив миновали благополучно, на вахте стоял достаточно опытный судоводитель, и старик мог позволить себе отдохнуть.