В 1989 г. Слобода издал оригинальную книгу автобиографических эссе «Опыт автопортрета». Две главки в ней непосредственно посвящены воспоминаниям периода работы над «Разумом». Небезынтересно привести в заключение нашего разговора о романе один существенный фрагмент, проясняющий позицию автора по отношению к своему герою: «В мои намерения входило описание жестких сторон жизни, но главной целью было стремление показать, что сценарист, герой «Разума», не мог и не умел хоть что-либо использовать в своем творчестве из реальной пестроты собственной жизни. Его личный опыт практически не играл никакой роли в творческой деятельности. И это красноречивейший пример отчуждения труда. Если кто-нибудь всю жизнь обречен делать то, что никак не согласуется с его вкусами и чаяниями, если творческая работа оказывается лишь неким порханием в клетке, которую соорудило некомпетентное общество, то есть начальство, коллеги, окружение, тогда собственные доподлинные жизненные впечатления писателя становятся для него невыносимым бременем, ночным кошмаром… Отсюда эта печать двуличия, которую герой «Разума» хотя и ощущал на себе, но ничего не мог с ней поделать».
Роман «Разум» не отнесешь, конечно, к разряду книг для облегченного чтения. Но вдумчивого и культивированного читателя он несомненно привлечет открытостью психологического исследования, неожиданным и часто парадоксальным совмещением самых разных пластов и осколков бытия, общим пафосом гуманистического понимания сложности человеческого удела на нашей грешной земле. В «Разуме» и — шире — в творчестве Рудольфа Слободы по-своему преломились, оригинально отозвались многие тенденции и традиции мировой литературы — Толстой и Торо, Пруст и Камю, но прежде всего, пожалуй, в нем ощутимо незримое присутствие художественного гения Достоевского. «Герои Достоевского меня притягивают сегодня больше всего потому, что их мучают угрызения совести… Иногда мне казалось, — с улыбкой признался как-то Слобода, — что и мои герои вращаются на тех же самых орбитах, чуть ли не в Петербурге». Вместе с тем творческий поиск Рудольфа Слободы отвечает параметрам и запросам именно нашего времени, в чем-то существенном перекликаясь с художественным опытом, в частности, советской прозы последних десятилетий: от исповедально-романтического юношеского истока 60-х годов до жесткого «натурализма» и «физиологизма» 80-х. И вряд ли случайно такое совпадение в общей эволюции художественного творчества. Значит, действительно назрела необходимость попристальнее вглядеться прямо в лицо изрядно деформированной жизни, уже не отводя — по былой привычке — глаз от самых печальных и малоприятных ее сторон.
Ю. Богданов
Первая глава
Когда заходит солнце и подымается ветер, я всегда вспоминаю родную деревню — где бы ни находился. С закатом солнца добропорядочные селяне, покончив со всеми делами, мечтают о сладком, дремотном отдыхе, столь умиротворяющем перед сном. У таких людей, что намаялись за день, утренняя злоба и ярость стихают, и первая звезда на востоке — случается, светит она и на западе — настраивает их на отвлеченные размышления. Таков был мой отец.
«Был»… Человеку, не потерявшему отца, и в голову не пришло бы задуматься над этим глаголом. А я, пропустив его сквозь уши и сердце, вдруг осознал: лучше бы и не вспоминать в этой связи об отце. Ведь по-прежнему каждая мысль о нем отзывается во мне болью, умер он совсем недавно — и года еще не прошло.
Солнце удручало меня, но и успокаивало. Лежа в больнице, в терапевтическом отделении, я видел из окна, как за холмом оно погружается в тучи, нависшие над макушкой Кобылы. А на северном склоне Кобылы — моя родная деревня. Но в ту сторону меня и смотреть не тянуло. В больнице было уютно, тепло, хорошо. Хочешь — сиди себе на постели, читай или выйди в коридор, а наскучит — снова ложись и подремывай. В самом деле, меня так и резануло, когда однажды объявили, что я могу уходить домой. Увы, не хотелось! Снова придется жить, работать, препираться с домочадцами. Но я скрыл свое огорчение, выполнил все формальности и побрел на автобус, не поинтересовавшись даже, идти ли мне пешком, или меня отправят на «перевозочной».