— Я вполне удовлетворен, — прервал его своим низким басом Ершов. — Мне понятна общая схема, важнейший жизненный процесс, идущий путем скручивания и раскручивания молекулярных спиралей. Схема прелюбопытная. Только для исполнения, я бы сказал, крайне трудная. Если таких спиралей много...
— Несколько сот, а может быть и тысяч, по числу белков, возникающих в каждом организме, — вежливо согласился Брандт.
— ...То клетке не позавидуешь, — покачал головой Ершов. — Как она справляется с такой работой — спутывания и распутывания сотен спиралей в таком ограниченном пространстве, мне как механику непостижимо.
Брандт развел руками, выражая готовность признать эту трудность, по вместе с тем ни в коей мере не отказывая ей в праве на существование.
— Законы молекулярной биологии, — сказал он с мягкой улыбкой, — по-видимому, не во всем покрываются законами механики.
Вопросов больше не было. Председательствующий открыл прения. Первым на трибуну поднялся Панфилов.
Его крупное лицо с резкими чертами было спокойно, но голос, негромкий, чуть-чуть сипловатый, запинающийся, выдавал волнение.
— Блестящие эксперименты, о которых рассказал нам профессор Брандт, — начал он, — укрепляют теорию, на которой зиждется разрабатываемая Всеволодом Александровичем и его сотрудниками область знания... Важнейшая в настоящее время область знания, важность которой обязывает нас проявлять величайшую осторожность в трактовке получаемых нами экспериментальных фактов. Ведь, что бы мы с вами ни делали как экспериментаторы для укрепления развиваемых нами теорий, истинность или ложность этих теорий проверит только практика, которая будет на них опираться. И мы не должны забывать, что та практика, которая будет проверять наши теории, это сама жизнь, жизнь в условиях непрерывного повышения фона ионизирующей радиации на Земле...
Он остановился, очевидно стараясь подобрать наиболее точное выражение для своей мысли.
— ...Как в результате неосторожного технического использования атомной энергии, так и по другим, всем известным причинам...
Он уже овладел собой и говорил тоном глубокой убежденности.
— ...Что мне понравилось и что не понравилось в докладе? Эти эксперименты произвели огромное впечатление на аудиторию... И на меня также, хотя, как всем известно, в рассматриваемом вопросе Всеволод Александрович и я занимаем диаметрально противоположные позиции. Понравилась мне и та страстность, с которой Всеволод Александрович защищал свои выводы. Но мне абсолютно не понравилась та нетерпимость к другим точкам зрения и к другим возможным объяснениям открытых им фактов, которая была проявлена им при этой защите. Вы, Всеволод Александрович, стоите на том, что развиваемая и защищаемая вами точка зрения — это единственно верная и научная точка зрения...
— Но это право и обязанность каждого ученого, — сказал, улыбаясь, Брандт, — защищать ту точку зрения, которую он считает верной.
— Согласен с вами, — ответил Панфилов. — Но право и обязанность ученого — быть готовым изменить свою точку зрения, если она будет противоречить практике жизни. В наши дни такой практикой является только одно — реакция живых существ на изменяющиеся в настоящее время условия их жизни, и в первую очередь на появление в среде их обитания в биосфере Земли нового, неизвестного ранее фактора — усиления ионизирующей радиации, связанного с переходом к новой, атомноядерной энергетике. Из ваших схем вытекает, что вызываемая радиацией поломка машины, которая обеспечивает в клетке синтез белка, влечет за собой неисправимые последствия...