Глубоко тронутая словами Марианны, Элинор, однако, хотела прекратить этот разговор, понимая, что ничего доброго из него не выйдет.
— Милая, давай больше об этом не будем, — попросила она с усталым вздохом, утирая скопившиеся в уголках глаз слезы.
Марианна согласилась; сестры привели себя в порядок, скрыв следы слез, и остаток времени до ужина посвятили беседе о более приятных предметах.
Однако в тот же вечер, после ужина, Элинор пришлось вновь вернуться к этой болезненной теме. И заговорила об этом не мать, чего она опасалась — нет, миссис Дэшвуд по-прежнему пребывала в неведении. Заговорил об этом — разумеется, не подозревая о том, какую боль причиняет Элинор каждым своим словом — не кто иной, как полковник Брэндон.
Они, по обыкновению, сидели втроем в кабинете, говоря обо всем, что придет на ум. Миссис Дэшвуд и Маргарет уже ушли к себе; так же поступила бы и Элинор, но в эти последние оставшиеся дни ее визита ей не хотелось расставаться с Марианной. У ног полковника, повинуясь его приказу, растянулась Молли; однако сегодня он был с собакой ласковее обычного и принимал больше участия в беседе.
Когда Марианна закончила увлеченный рассказ об одном малоизвестном поэте, и на несколько секунд в кабинете воцарилась тишина, полковник воспользовался этой паузой, чтобы сообщить свою новость:
— Кстати, я получил от сэра Джона Миддлтона известие, что ваш друг Эдвард Феррарс женится на мисс Люси Стил.
Марианна метнула быстрый взгляд на Элинор. Негодующий ответ уже готов был сорваться с ее губ, но строгий взгляд сестры заставил ее умолкнуть.
— Верно, — спокойно ответила Элинор. — Я узнала о том же от миссис Дженнингс. В последнем своем письме она подробно об этом рассказывает.
Полковник Брэндон, нахмурясь, кивнул.
— Печально было узнать, что его родные так решительно против этого брака. — При этих словах Марианна взглянула на него с удивлением, а полковник продолжал: — Мне слишком хорошо известно, к каким трагедиям приводит порой упорство родителей, желающих во что бы то ни стало разлучить влюбленных.
На кратчайший миг взгляд его встретился с вопросительным взглядом Марианны — и тут же скользнул в сторону. Марианна мысленно положила себе, улучив удобную минуту, разузнать о прошлом полковника: что-то подсказало ей, что он судит по собственному опыту.
— Хотел бы я чем-нибудь им помочь! — продолжал полковник. — Я слышал, этот молодой человек намеревается стать священником. У нас в Делафорде недавно освободился приход: что, если мне предложить ему место?
— Полковник, — быстро ответила Элинор, новым суровым взглядом призывая Марианну молчать, — это очень щедро с вашей стороны.
— Приход у нас невелик, и в доме священника кое-что нуждается в починке, но на двоих там места хватит. Мне кажется, молодым супругам будет там удобно — а главное, здесь они смогут выжить без помощи родных. Сделаем вот что: завтра же я отправлюсь в дом священника и его осмотрю. Не согласитесь ли вы составить мне компанию и, быть может, подсказать, что стоит подготовить или переделать к их приезду? Вы — друг мистера Феррарса и добрая знакомая мисс Люси Стил, знаете их потребности и вкусы, так что ваш совет будет очень ценен.
— Я… полковник, право, вы полагаетесь на меня более, чем я заслуживаю. Кому, как не вам, лучше знать, как руководить вашим собственным хозяйством?
— О, здесь не соглашусь с вами. Обустройство дома и сада — не мой конек; очень многое здесь зависит от мелочей, к которым я непривычен и легко могу их упустить. Здесь нужен женский глаз. — Он повернулся к Марианне. — Разумеется, приглашаю и вас, если вы готовы немного пройтись пешком. Много ходить не придется: до прихода мы доедем в экипаже.
Марианна, раздираемая противоречивыми чувствами, не знала, что ответить — лишь переводила отчаянный взгляд с Элинор на полковника и обратно. Меньше всего на свете хотела она обидеть полковника отказом; но еще страшнее казалось ей, после недавнего разговора с сестрой, причинить ей новую боль. Наконец, хоть и не без труда, она нашла дипломатичный ответ:
— Я готова на все, что поможет Элинор. Если Элинор захочет, чтобы я сопровождала вас на приход, разумеется, я не откажусь.
Элинор поблагодарила ее молчаливой улыбкой — и в улыбке этой, пусть и не слишком радостной, читалось глубокое и искреннее чувство.
========== Глава 10 ==========
Желание полковника Брэндона предложить Эдварду место и содержание не давало Марианне покоя. Так она и заявила Элинор, едва оставшись с ней наедине: она, мол, поговорит с мужем и убедит его оставить эту скороспелую затею, прежде чем он отошлет Эдварду приглашение.
Элинор умоляла ее ничего не говорить полковнику, опасаясь, что Марианна невольно выдаст ее истинные чувства. Кроме того, убеждала она сестру, несправедливо и жестоко будет, если полковник пожалеет о своем благом порыве и безо всякой вины лишит Эдварда, вместе с женщиной, которой он обещал руку и сердце, надежды на спокойную, благоустроенную жизнь.
Однако Марианна стояла на своем — и не желала даже обещать, что будет держать чувства Элинор в секрете. Единственное, на что она согласилась — придержать язычок завтра, если они все же поедут осматривать дом священника, где предстоит жить Эдварду и Люси.
Назавтра Марианна сдержала свое слово и никаких откровенных замечаний о будущих обитателях скромного сельского домика не делала. Однако в манере и обращении ее ясно ощущалось недовольство. В обсуждении будущих починок и переделок она участия не принимала: о чем ее не спрашивали — на все давала краткие, сухие ответы вроде «вполне подойдет» или «довольно будет и этого». А раз-другой, не удержавшись, язвительно прошлась по будущей жене священника: незачем, мол, вносить в обстановку дома те или иные улучшения — образование и воспитание Люси Стил все равно не позволит ей это оценить. Она не понимала, что такой сарказм ранит Элинор еще сильнее упрямого молчания; но Элинор не могла слишком винить ее за несдержанность. Она ясно видела, что Марианна глубоко оскорблена за сестру, что вся злость ее исходит лишь из любви к Элинор и горячего сострадания к ней. Догадываясь, как страдает Элинор, понимая, что все происходящее должно казаться ей какой-то изощренной пыткой, Марианна не могла оставаться спокойной. Быть может, чувства свои она выражала без должного изящества — но такова уж была всегдашняя натура Марианны, горячая, прямая и искренняя.
Недовольство ее не укрылось и от полковника. На исходе вечера, уединившись с женой в общей спальне, он спросил, как она себя чувствует. Марианна, все в том же лихорадочном недовольстве, бродила по комнате, бралась то за одну безделушку, то за другую, переставляла и так, и сяк — и все не могла найти для них подходящего места. Обычно в этот час она уже спала, и полковник, тихо войдя в спальню и сняв халат, ложился в постель незамеченным; теперь же замер на пороге, смущенный, не совсем понимая, как вести себя перед сном с бодрствующей женой — в ночной сорочке, с заплетенной на ночь косой, однако, как видно, бодрой и полной сил.
— Я опасался, не утомит ли вас сегодняшняя поездка, но, кажется, вы… полны энергии, — осторожно заметил он, остановившись в углу спальни со своей стороны супружеского ложа и не решаясь двинуться далее.
— Нет, я совсем не устала. И спать не могу — меня преследуют неотвязные мысли.
— Может быть, поделитесь со мной мыслями, что вас так расстроили?
Шумно вздохнув, Марианна со стуком опустила на стол ни в чем не повинную резную шкатулку с позолотой.
— Я не должна об этом говорить. Но и молчать не могу — тем более, что невольной причиной моего расстройства стали вы.