Немалая часть письма посвящена была вопросам деловым и финансовым, для миссис Брэндон малоинтересным; поэтому полковник, вручая ей письмо и предлагая прочесть, отметил страницы, на его взгляд, наиболее для нее важные. Он оказался прав: долгие рассуждения о денежных делах Марианна без сожаления пропускала и, скользя глазами по мелко исписанным страницам, останавливалась лишь на абзацах, относящихся к готовности Эдварда занять место священника в Делафорде и к разрыву его помолвки. Пропустила она и пространные его заверения в своем недостоинстве: хоть и вполне разумно с его стороны было продемонстрировать смирение и скромность, и с суровой оценкой юношеских ошибок Эдварда, данной им самим, Марианна была вполне согласна, однако читать об этом было не слишком приятно — и она поскорее перешла к той части письма, где говорилось о перемене чувств Люси, о завязавшемся у нее романе с братом Эдварда и о предложении руки и сердца, которое она, разорвав помолвку с Эдвардом, радостно приняла. Все это Марианна читала с сильно бьющимся сердцем: в душе ее вновь вспыхнула надежда на счастье для сестры.
Без ложной гордости Эдвард признавал, что, несмотря на отсутствие жены, по-прежнему нуждается в работе и заработке, так что, если полковник все еще готов предоставить ему место приходского священника в Делафорде, с радостью его примет и будет считать себя перед полковником в вечном долгу. Самим своим предложением, продолжал он, полковник Брэндон уже оказал ему благодеяние; едва ли он может себе представить, какое облегчение, какая надежда охватила Эдварда при получении этого письма. Имя Элинор Эдвард не называл, нигде ее прямо не упоминал; однако Марианна читала между строк — и ясно понимала, что Эдвард думает не только о получении места, но и о возможности возобновить отношения с ее сестрой.
Теперь перед полковником и миссис Брэндон встал вопрос, как лучше сообщить обо всем этом Элинор. Оба были согласны, что о скором приезде Эдварда в Делафорд она должна узнать как можно скорее, однако в том, как именно и в каких подробностях рассказать ей о происшедшем, друг с другом расходились.
По тону письма оба почти не сомневались, что Эдвард намерен сделать Элинор предложение — хоть полковник и предостерегал не торопиться с выводами, учитывая, как недавно Эдвард расстался с Люси. Марианна отвечала: теперь, когда Эдвард свободен, если он не сядет немедля в седло и не будет скакать день и ночь, чтобы предложить Элинор руку и сердце как можно скорее — это будет просто стыд и позор! Если он в самом деле любит сестру, продолжала она, ничто, ничто не удержит его от стремления как можно скорее сделать ее счастливой — теперь, когда к этому нет более никаких препятствий; так что Элинор необходимо дать знать как можно скорее, чтобы его появление не застало ее врасплох.
Полковник Брэндон отвечал на это, что не стоит торопить события и возбуждать в Элинор надежды, способные оказаться если не ложными, то преждевременными. В конце концов, это касается лишь их двоих, и дело самого Эдварда — сообщить своей даме, что теперь рука и сердце его свободны.
В конце концов Марианна убедила его неотразимым аргументом: кто, как не она, лучше всех знает свою сестру? Элинор не из тех, кто легко поддается беспочвенным надеждам и теряет голову; однако она всегда стремится ясно понимать, что происходит, и лучшее, что можно для нее сделать — без обиняков сообщить о том, что прямо ее касается. Марианна готова была даже сесть в экипаж и ехать к Элинор, чтобы рассказать ей все лицом к лицу; однако в последние дни неважно себя чувствовала, ее беспокоила слабость и головокружения, так что решено было ограничиться письмом.
Поначалу Марианна старалась писать коротко и только о главном. Но, заговорив о разорванной помолвке и скором приезде Эдварда в Делафорд, не смогла умолчать о своих чувствах по этому поводу; затем вспомнила множество мелочей, произошедших в Делафорде после отъезда сестры, о которых тоже требовалось рассказать во всех подробностях… словом, письмо она составляла почти целый день и отправила лишь на следующее утро.
Вот так и вышло, что сам Эдвард опередил известие о себе и появился в Бартон-коттедже нежданно-негаданно, повергнув миссис Дэшвуд и двух ее дочерей сперва в изумление, а затем — в счастливый переполох.
Подробности его визита Марианна узнала от Маргарет. В письме сестре та описала эту сцену детально и в красках, старательно подражая авторам любимых романов. Упомянула и о том, как перед самым приездом Эдварда Элинор мечтала вслух о скромной трудовой жизни — и теперь, выходит, ее мечта сбылась!
Приход был уже готов к приезду нового священника, так что не было никакой нужды откладывать объявление о помолвке. Сами Эдвард и Элинор решительно не собирались ждать со свадьбой долее того минимума, что предписывают приличия. Родные и близкие, зная историю их любви, понимали и одобряли желание молодой пары повенчаться как можно скорее.
Марианна твердо заявила, что намерена быть на свадьбе у сестры, а если получится, оставаться на ногах и выходить в свет и после свадьбы. Об этом между ней и полковником не раз случались дружеские споры. Он напоминал ей о предостережениях врача и призывал трезво оценивать свои силы и возможности; она же с жаром отвечала, что в первый месяц своей беременности належалась в постели на десять лет вперед, что непременно даст себе отдых, как только ощутит, что в этом есть нужда, но пока что прекрасно себя чувствует и намерена, пока может, оставаться на ногах и помогать сестре.
Эдвард и Элинор обвенчались воскресным утром, после литургии, в той скромной часовне, где отныне Эдварду предстояло исполнять обязанности священнослужителя. Церковь украсили гирлянды из листьев и полевых цветов, собранных в окрестных лугах самими же прихожанами. Мать и сестры убедили Элинор сшить свадебный наряд, отличный от ее обычных невзрачных и практичных костюмов, однако о шелках она и слышать не хотела — и остановилась на скромном, но очаровательном платье из голубого муслина. Не без труда Марианна согласилась с тем, что жена священника не должна поражать прихожан роскошью, но все же одолжила Элинор перчатки и подарила подходящую к платью шляпку.
Для Маргарет мать перешила одно из старых бальных платьев Марианны.Очень вытянувшаяся в последнее время, совсем взрослая на вид, Маргарет сидела в первом ряду и внимательно следила за церемонией.
Любопытно, думала Марианна, не связана ли непривычная серьезность и чинность Маргарет с тем симпатичным юным джентльменом, что сидит во втором ряду? Во время венчания Маргарет и этот мальчик не раз украдкой посматривали друг на друга; а после службы, когда гости рассеялись по церкви, обмениваясь впечатлениями и по очереди подходя к молодым, чтобы пожелать им счастья, Маргарет с большим энтузиазмом повела Марианну знакомиться с его тетушкой и кузинами. Пусть до того, как Маргарет начнет выходить в свет, остается не меньше двух лет, пусть в глазах света она еще ребенок — кому, как не Марианне, знать, что юность не сковывает себя условностями и не терпит запретов! Сестренка становится взрослой; а значит, отныне придется деликатно, не стесняя ее свободы, но внимательно и твердо следить за тем, чтобы она не повторила ошибок самой Марианны.
В экипаже по дороге домой Марианна вспоминала только что прошедшую церемонию. Пусть венчание едва окончилось, пусть полковник сидел с ней рядом и видел все своими глазами — Марианна, как обычно, не могла таить радость в себе и чувствовала потребность поделиться своим счастьем со всем миром. Полковник слушал ее восторженные возгласы молча, с легкой умиленной улыбкой на устах.
— Но что-то я все говорю и говорю без умолку, — заметила Марианна некоторое время спустя. — Полковник, а вы что скажете о наших новобрачных? Как вы думаете, они будут счастливы вместе –несмотря на маленький домик, дымящий камин и непрочные крепления для штор? — добавила она с улыбкой.