— Каково бы ни было его поведение, он любил вашу сестру и женился бы на ней, если бы не…
— Если бы не деньги, — закончила за него Элинор.
И снова наступило тяжелое молчание.
— Мне очень хотелось бы, — заговорил наконец полковник, — чтобы вы убедили вашу сестру вернуться к матери. Не советую давить на нее или с ней спорить: ей лучше знать, каково сейчас ее состояние, и в какой обстановке ей станет легче. Однако лондонские сплетни жестоки — и я хотел бы избавить ее хоть от этого испытания. И, если соберетесь домой, настаиваю на том, чтобы вы позволили мне сопровождать вас с сестрой на пути в Бартон. Более того, если я могу оказать ей или вам хоть небольшую услугу, не стесняйтесь посылать за мной. Я полностью в вашем распоряжении.
— Спасибо вам, полковник, — с чувством ответила Элинор. — Мы так благодарны за вашу доброту! Я знаю, что могу говорить и за Марианну, пусть у нее сейчас и недостает сил поблагодарить вас лично.
Вместо ответа полковник просто кивнул, в своей обычной манере, и на этот раз по губам его скользнула тень улыбки.
Попрощавшись с полковником, Элинор отнесла Марианне наверх поднос с обедом. Марианна, все еще сраженная горем, сделала, однако, над собой усилие и постаралась хотя бы попробовать все, что принесла ей сестра; да и чайник, по дороге в спальню полный ароматного чая, вернулся на кухню почти пустым.
Удовлетворившись тем, что Марианна съела, сколько могла, Элинор пересказала ей во всех подробностях свой разговор с полковником. Марианна слушала, не прерывая, неотрывно глядя в пол — однако Элинор не сомневалась, что сестра слушает ее рассказ с глубочайшим вниманием.
— По крайней мере, — заключила Элинор, — ты можешь быть уверена, что он действительно тебя любил.
— Быть может, по-своему любил, — грустно пробормотала Марианна, по-прежнему глядя в пол и теребя оборку платья. — Но не так, как следовало.
На это возразить было нечего, так что Элинор предпочла перейти к материям более практическим.
— Что же до полковника… Марианна, думаю, он — наша единственная надежда.
При упоминании полковника Марианна порозовела, и на лице ее впервые отразилось некое живое чувство.
— Ты думаешь, он мне поможет? Но как это возможно? И с какой стати?
— Он — сама доброта и забота. Только посмотри, как он помогал и помогает этим бедным девушкам! Если ты обратишься к нему с просьбой, думаю, он не откажет.
— Но умолять о помощи… Нет, Элинор, — поспешила добавить она, прочтя боль на лице сестры, — не думай, что я слишком горда. Не сама мысль просить о помощи отталкивает меня, а то, что я запятнаю себя в глазах этого хорошего человека. Мне так стыдно! Как низко я пала! Как мне теперь показаться ему на глаза?
Новые слезы показались у нее из-под ресниц и заструились по щекам, и Элинор ощутила, что сердце ее разрывается от боли за сестру.
— Милая, но что же нам еще остается? Если хочешь, я схожу к нему сама. Но у нас с тобой нет ни денег, ни связей, чтобы принудить Уиллоуби жениться на тебе — и я не представляю, у кого еще могли бы найтись и средства, и желание помочь нам в несчастье.
— Не хочешь же ты сказать, что я должна просить полковника заставить Уиллоуби на мне жениться? — вскричала Марианна. — Нет, об этом я и слышать не хочу! Даже если убедить его отказаться от состояния мисс Грей — а для этого потребуется огромная сумма — оказаться замужем за… за лживым, бессердечным подлецом, готовым ради денег пойти на низость, жить с ним, гадая, не бросит ли он нас при первых же трудностях, не оставит ли меня, как только я перестану его забавлять… Нет, Элинор, ты не можешь мне это предлагать — ты не так несправедлива!
— Пусть так, но если не замуж за Уиллоуби — что же тебе делать? Куда идти? Я говорю лишь одно: какой бы путь ты не выбрала, без поддержки тебе не обойтись, и более разумного решения, чем попросить о помощи полковника, я не вижу.
Наступило короткое молчание: Марианна о чем-то напряженно размышляла.
— Разумное решение? — повторила она наконец, скорее про себя, чем обращаясь к сестре.
Что знала Марианна о разумности? Сущей нелепостью казалось ей надеяться, что полковник Брэндон, человек чести и мужества, человек безупречный и суровый, пожелает теперь иметь что-либо общее с ней — падшей женщиной! Но Элинор считает, что это разумно — а Марианна приняла решение отныне не доверять своим чувствам, так жестоко ее обманувшим, и полагаться на разум сестры. Значит, она пойдет просить помощи у полковника, пусть ей самой это и кажется совершенно безнадежным предприятием.
Что, если он подскажет способ скрыться где-нибудь, где ее никто не знает — и не нанести удар матери, не опорочить сестер, не столкнуться с насмешками и плевками, коими осыпает общество женщину, лишенную доброго имени! Эта новая надежда пробудила Марианну к жизни, и теперь ей уже не терпелось идти за помощью.
Стряхивая крошки со скатерти и с нетерпением ожидая завтрашнего утра, Марианна заметила вдруг, что, кажется, впервые разум сестры и ее собственные чувства находятся друг с другом в полном согласии.
========== Глава 4 ==========
Лондонская квартира полковника Брэндона располагалась на тихой, мощеной булыжником улочке, вдали от шумных магазинов и роскошных особняков — всего того, ради чего посещали Лондон миссис Дженнингс и ей подобные. Но не Марианна. Она оставалась здесь ради сестры, желая всем, что в ее силах, способствовать счастью Элинор, раз уж собственное ее счастье погибло навеки. Быть может, ради этого ехала она и теперь к полковнику Брэндону. Если бы ошибка Марианны обрекла на одиночество лишь ее самое — она еще могла бы вернуться к матери, чтобы оплакивать свою горестную участь в кругу родных и близких; но больше всего боялась она теперь разрушить надежды Элинор на брак с человеком, которого сестра любит и уважает — с Эдвардом Феррарсом. Если возможность такого брака еще не окончательно разрушена, то Марианна сделает все, чтобы убраться подальше от глаз света и не стать камнем преткновения для тех, кого любит более всего на свете: матери и сестер.
Таковы были ее мысли, когда слуга ввел их с Элинор в дом. С такой решимостью стояла она перед дверями, ведущими в комнаты полковника Брэндона. Она вынесет любые унижения, любые упреки, любые суровые взгляды или жестокие слова, пока остается надежда на счастье для сестры.
— Милая Элинор, думаю, мне стоит поговорить с ним наедине.
— Ты уверена?
— Да, совершенно уверена.
— Что ж, пусть будет так. Я останусь здесь, за дверью, на случай, если тебе понадоблюсь.
Полковник Брэндон ждал их, однако при появлении Марианны, казалось, на мгновение растерялся, словно не знал, как теперь ее приветствовать. Но, овладев собою, поклонился ей в своей обычной манере — с безупречной любезностью, но сухо и серьезно –и предложил сесть. Как ни старался он скрыть свои чувства, но в лице и в голосе его ощущалось некое волнение, быть может, даже нервозность. Несмотря на предстоящий тяжелый разговор, Марианна не могла не обратить внимания на роскошь обстановки в гостиной. Должно быть, подумалось ей, полковник и вправду очень богат, если даже дом, в котором он почти не бывает, обставлен так роскошно и с таким вкусом!
— Благодарю вас, полковник, — заговорила Марианна с твердостью, удивившей даже ее самое, — за незамедлительный ответ на письмо моей сестры…
Он остановил ее отрывистым взмахом руки.
— Нет-нет, прошу вас, не благодарите! Ваш визит для меня — желанный подарок. Это мне следует благодарить мисс Дэшвуд за то, что она обратилась за советом ко мне, ибо сам я ничего так не желал бы, как быть вам полезным.
Такой ответ приятно удивил Марианну. Пусть она не совсем понимала, почему полковник с такой готовностью откликается на зов о помощи — его слова приободрили ее и поощрили говорить откровенно.
— Элинор рассказала мне о вашей доброте к женщине, которую мистер Уиллоуби… бесчестно использовал. Я знаю, что не вправе надеяться на вашу доброту — ведь по отношению ко мне у вас никаких обязательств нет… — Тут голос ее дрогнул, но, справившись с собой, она продолжала: — Однако теперь сама я попала в такую же беду и принуждена молить о помощи. Я не прошу денег! — поспешно добавила она. — Только совета: что мне делать, куда идти. Где спрятаться — на время, чтобы никто не узнал, чтобы я смогла вернуться к матери после того, как… Может быть, я смогу устроиться на работу в шляпную мастерскую или куда-нибудь еще, назвавшись вдовой… Поверьте, я не горда! Я хочу лишь одного — уберечь родных, не позволить позорному пятну лечь на наше имя и разрушить надежды моих сестер на будущее.