Глубокая морщина пересекла лоб полковника; на лицо его легла мрачная тень.
— Мисс Марианна, — отвечал он, — из вчерашних обмолвок вашей сестры я понял, что о некоей важной и деликатной стороне вашего несчастья она умалчивает. Признаюсь, это вселило в меня подозрения, но я не был вполне уверен — не уверен и сейчас… — Он остановился и на миг, словно от боли, прикрыл глаза, а затем заговорил снова: — Скажите прямо: вы беременны?
Марианна склонила голову.
— Два дня назад узнала точно, — прошептала она едва слышно, и слезы вновь полились у нее из-под век.
Слезы струились по щекам, а у Марианны не было сил даже утереть лицо платком. Страшная усталость охватила ее — усталость, никогда прежде не испытанная, сродни отчаянию; и более всего пугала та пустота, которую несла она с собой.
Полковник молча прошелся по комнате, на несколько секунд замер у окна, спиной к Марианне. Затем вновь повернулся к ней.
— Места, где вы могли бы скрыться неузнанной, я не знаю, если не рассматривать глухие деревни на задворках страны. Работать в вашем состоянии нельзя, и этого я не допущу. Если мне предстоит решить, как помочь вам — а я твердо намерен вам помочь — то, разумеется, не стану подвергать опасности ваше здоровье, отправляя вас в работный дом, или рисковать вашей репутацией, пытаясь спрятать там, где вас могут обнаружить и узнать. И даже если… — Здесь полковник на мгновение остановился, подбирая слова — как видно, даже в разговоре о столь тягостном предмете он страшился задеть Марианну неосторожным или чересчур резким выражением. — Даже если нам удастся сохранить все в тайне сейчас, известие о том, что несколько месяцев вы прожили на моем попечении и за мой счет, может выйти наружу позже — и также неизбежно погубит доброе имя ваших сестер: известно ведь, как в свете относятся к… к женщинам на содержании.
Марианна прервала его восклицанием.
— О, я совсем не прошу, чтобы вы селили меня в своем доме или брали на содержание! Вовсе нет! И не только ради семьи, но и ради вас — ни в коем случае я не желаю, чтобы из-за меня на вас упала хоть тень неблаговидных подозрений. Я прошу только совета. И, разумеется, не расскажу о нашем разговоре ни одной живой душе! Не можете же вы предполагать во мне такую низость!
Полковник все еще хмурился, но теперь Марианна ясно видела, что угрюмые черты его окрашены не гневом или отвращением, а каким-то иным чувством.
— Если содержания от меня вы не примете, я вижу лишь одно решение. Мы должны пожениться — и немедленно, пока ваше положение не стало явным.
Наступило долгое, почти осязаемое молчание.
— Полковник Брэндон, — вымолвила наконец Марианна, — я не ожидала от вас таких шуток!
— Уверяю вас, я говорю совершенно серьезно.
Это потрясение стало для бедной Марианны последней соломинкой. Самообладание ее покинуло. Смятение было слишком велико, предложение слишком невероятно, и, как ни боролась она с собой — смятенные чувства взяли верх, и Марианна разразилась рыданиями.
— Прошу вас, мисс Марианна, не расстраивайтесь так! Понимаю, вы желали для себя совсем иного будущего; но, будьте уверены, под моей защитой и заботой вы будете обеспечены всем, чего только можно пожелать — по крайней мере, в том, что касается удобства и покоя.
У Марианны не было сил объяснить свои слезы. Не потому рыдала она, что не хотела становиться женой полковника, а потому, что была до глубины души поражена его немыслимой, необъяснимой добротой. Даже не зная обстоятельств ее падения, ни о чем не спрашивая, он готов связать с ней свою судьбу, дать ей свое имя, состояние, защиту — все для того, чтобы спасти ее родных от скандала! Это было непостижимо; на подобное спасение Марианна не могла и надеяться.
— Полковник, — немного успокоившись, с трудом выговорила она, — клянусь вам, я расстроена совсем не мыслью связать себя с вами навеки! Просто… просто не могу выразить, как я вам благодарна! Теперь я перед вами в таком огромном долгу… я… я не понимаю! Я не заслуживаю такой доброты!
— Мисс Марианна, на свете множество вещей, которых мы не заслуживаем. Осмелюсь сказать, если бы все в нашем мире получали по заслугам, едва ли хоть один из нас узнал бы счастье.
— Я ничем вас не стесню! Обещаю! Я буду самой тихой, самой незаметной женой!
— Ничего подобного я не прошу и не требую. Полно, мисс Марианна, оставьте все тревоги. Прошу лишь об одном: чтобы вы вернулись со мной в деревню и нашли приют в Делафорде. Там вы будете поблизости от родных, и это прекратит все толки и позволит нам избежать скандала.
— Но как я смогу отбла…
— Право, довольно об этом! — И полковник, по-видимому, весьма смущенный ее изъявлениями благодарности, отмел их взмахом руки. — Не хочу больше ничего слышать ни о долге, ни о благодарности. Я… я ведь не молод, мисс Марианна, и прекрасно понимаю, что возраст и внешность моя едва ли способны привлекать юных дев. — При этих словах Марианна залилась краской, вспомнив, с какой охотой поддержала бы эту мысль всего несколько недель назад. — И все же я не потерял надежды создать семью. Понимаю, сейчас вам трудно смотреть на меня как на мужа; но, признаюсь вам, нет другой женщины, которой я готов был бы доверить свое имя и состояние. Вы… разумеется, догадываетесь, хотя бы отчасти, что вы мне не совсем безразличны. Трудно понять, как этот презренный человек мог покинуть такую… — Голос его дрогнул, и он остановился, словно охваченный каким-то непонятным Марианне чувством. — Но что об этом говорить? Так он поступил не только с вами. Одним словом, хватит меня благодарить. Я тоже в накладе не остаюсь и прошу простить за то, что делаю вам предложение, исходя из собственных эгоистических мотивов.
— Полковник Брэндон, не вы у меня, а я у вас должна просить прощения! Что бы вы ни выиграли от этого предложения, это ничто в сравнении с той ношей, которую вы на себя принимаете!
Суровое лицо полковника смягчилось, по губам скользнула легкая улыбка.
— Уж не пытаетесь ли вы отговорить меня от этой затеи, очерняя себя? Или теперь я должен, соревнуясь с вами в самоуничижении, поведать, как я груб и неотесан в сравнении со своей невестой? Мисс Марианна, не будем спорить о том, кто из нас менее подходит для брака. Я все равно выйду победителем — на моей стороне долгие годы и обширный опыт.
— Вы, кажется, надо мной смеетесь? — нахмурилась Марианна. — Элинор умеет даже в трудную минуту сохранять самообладание и отвечать шуткой на шутку, но мне это искусство никогда не давалось. Вам придется меня простить, если я не найду остроумного ответа.
— Мисс Марианна, уж не сердитесь ли вы на меня?
При этих словах Марианна покраснела еще гуще и, устыдившись, склонила голову.
— Простите. Едва я успела пообещать, что не доставлю вам хлопот — и вот, уже начинаю ссору!
— А я еще раз повторю, что такого обещания от вас не жду и не принимаю. — Видя, что Марианна все еще смущена, он поспешил переменить тему. — Что ж, думаю, дело между нами решено, и с этим пора покончить. Вас ведь ждет сестра, верно?
— Да, бедняжка Элинор! Я о ней едва не позабыла!
Видя, что его слова смутили Марианну еще сильнее, полковник покачал головой, недовольный собою, и поспешил повести ее к выходу. Однако у самой двери Марианна его остановила.
— Если мою словесную благодарность вы не принимаете, примите хотя бы это, — попросила она, изящным жестом протягивая ему руку. — Конечно, мы не джентльмены, заключающие сделку; и все же, если мы пожмем друг другу руки, как друзья, мне будет спокойнее.
Полковник моргнул и, казалось, мгновение колебался, однако протянул руку — и суровые черты его смягчились, когда нежная ручка Марианны утонула в его широкой загрубелой ладони. Легчайшим, почти неощутимым движением он сжал руку невесты, и что-то очень похожее на улыбку мелькнуло в уголках его губ. На секунду он замер; но затем, словно придя в себя, выпустил руку Марианны и сказал: