С этими словами домоправительница, явно смущенная тем, что наговорила лишнего, подошла к постели и начала сворачивать простыни в узел, так, чтобы скрыть от чужих взглядов кровяные пятна.
— Надеюсь, я вас не расстроила своей болтовней, — заметила она, выпрямившись с узлом под мышкой. — А если Ханна вам не по душе, только скажите, и я сразу начну искать ей замену.
— Нет, благодарю вас, — ответила Марианна. — Это не нужно. То, что в нынешних модах она не разбирается, не страшно: дни погони за модой для меня позади. Теперь мне придется одеваться просто и скромно.
При этих словах, столь неожиданных от хорошенькой юной леди, домоправительница взглянула на нее с удивлением и, казалось, многое хотела бы ответить, но сочла за благо промолчать.
— Простите, — обратилась к ней Марианна, — я позабыла, как вас зовут…
— Миссис Пикард, с вашего позволения, госпожа.
Марианна через силу улыбнулась ей.
— Миссис Пикард, вы оказали мне сегодня большую услугу. Не могу выразить, как я вам благодарна.
Миссис Пикард кивнула и тепло улыбнулась в ответ. При этом вокруг глаз ее собрались лучистые морщинки, и Марианну вдруг поразила неожиданная мысль: да ведь эта женщина по возрасту куда ближе к полковнику, чем к ней самой! Уже не в первый раз за сегодняшнее утро она смутилась, ощутив, что слишком молода для роли хозяйки поместья.
— Теперь, если позволите, мадам, я принесу что-нибудь, чем перевязать вам руку.
С этими словами миссис Пикард вышла.
Некоторое время Марианна сидела в одиночестве, попивая чай, откусывая от сладкого печенья, размышляя над словами домоправительницы — и стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в раненой руке. Она чувствовала себя беспросветной дурочкой.
Несколько лет назад, когда, еще ребенком, Марианна сделала какое-то наивное и забавное замечание о том, откуда берутся дети, Элинор взяла на себя труд кое-что объяснить ей о том, что происходит наедине между мужем и женой. Однако Марианна лишь отмахнулась от ее объяснений. Все эти подробности показались ей слишком грязными, слишком низменными: то ли дело описания любви в романах и стихах! Теперь же она жалела о том, что не слушала Элинор внимательнее и не задавала ей вопросы.
Отворилась дверь, на пороге вновь появилась миссис Пикард — и, к неподдельному ужасу Марианны, не одна: невысокая домоправительница, нагруженная целой корзинкой повязок и флаконов с мазями, терялась на фоне мощной фигуры полковника Брэндона.
Он взял у домоправительницы все припасы и отпустил, сказав, что о ране госпожи позаботится сам. Едва домоправительница вышла, оставив их наедине, полковник поразил Марианну тем, что скинул сюртук и небрежно бросил его на кровать. В смятении следила она за тем, как он расстегивает манжеты и закатывает почти до локтей рукава рубашки. Затем он взял чистую ткань, смочил ее водой из тазика и занял место подле Марианны.
— Дайте взглянуть на вашу руку, — приказал он.
Погибая от стыда, Марианна отставила пустую чашку и сделала, как ей было велено — радуясь, что все внимание его сосредоточено на раненой руке, и он не видит, как пылают у нее щеки. Она остро сознавала, что сама она в ночной сорочке, а он в одной рубашке; и, хоть и понимала, что снять сюртук и закатать рукава перед промыванием раны было необходимо, все это смущало ее смертельно. Оставалось лишь мысленно благодарить полковника за то, что он вел себя как обычно, спокойно и сдержанно, и не смотрел никуда, кроме ее руки.
В этот миг полковник Брэндон вовсе не казался своей юной жене старым. Зрелым — быть может; но ни следа слабости или немощи не замечала она в нем сейчас, когда он аккуратно и бережно промывал, а затем перевязывал ей рану. Мощное тело, спокойный и собранный дух — таким он сейчас выглядел; а вот Марианна, увы, вторым из этих достоинств похвастаться не могла. Ее бросало то в жар, то в холод, и сердце переполняли какие-то новые чувства, непонятные ей самой.
Она поймала себя на том, что смотрит на работу полковника с восхищением, словно завороженная. Руки у него были намного больше, чем у Уиллоуби, и, казалось бы, неприспособленные к такой деликатному делу; однако мысль об этом рассеивалась, стоило взглянуть на результат. Быть может, ладоням его недоставало мягкости, а пальцам изящества — но было в его неторопливых и осторожных прикосновениях нечто особенное, как бы сразу и уверенность, и нежность; Уиллоуби же, увы, решительно не хватало ни того, ни другого. Это нежеланное сравнение вызвало в памяти Марианны яркие картины, которые она предпочла бы навеки оставить в прошлом — и она зажмурилась, стараясь отвлечься от блуждающих мыслей.
Полковник Брэндон осторожно, но крепко сомкнул пальцы на ее руке — и Марианна решила сосредоточиться на его прикосновениях, а подумать о том, что именно сказала ему миссис Пикард, чтобы призвать ей на помощь.
— Вы говорили, что у вас верные слуги, — заговорила она вслух, пытаясь отвлечься, — но я не ожидала, что они станут так поспешно сообщать вам о каждой моей ничтожной оплошности.
— Я бы не назвал это «ничтожным», — серьезно ответил он, легко проведя большим пальцем вдоль края раны. — Вы недовольны тем, что миссис Пикард рассказала мне о вашем ранении? Она знает, что в обработке ран я понимаю больше любого из слуг. Что ж, — добавил он с улыбкой, — думаю, вас ждет скорое и полное выздоровление. Но, если желаете, можем послать за доктором.
— Нет-нет! — вскричала Марианна, а затем добавила спокойнее: — Спасибо, но нет. Я имела в виду не саму рану, а нашу с ней беседу. Я… я не знала… я не хотела, чтобы нас с вами заподозрили… — И, густо покраснев, закончила едва слышно: — Я думала… из-за него… думала, что всегда так бывает!
— Боюсь, я вас не понимаю. — Руки его, продолжавшие перевязывать ее рану, слегка дрогнули. — Миссис Пикард ничего не передавала мне о вашей беседе, сказала только, что вы поранились. О чем вы говорите?
«В конце концов, — сказала себе Марианна, — если уж мы муж и жена, если он не стесняется раздеться передо мной — чего мне стесняться и что скрывать?» И, собравшись с духом, заговорила — опустив глаза, дрожащим голосом, с сильно бьющимся сердцем:
— Я порезала себе руку нарочно, чтобы запачкать кровью простыни. Подумала, что иначе нас с вами заподозрят, и это бросит тень на ваше доброе имя. Я не знала… я думала, это будет доказательством моей невинности, пусть и ложным.
— Мисс… — и, запнувшись, он поправился: — Миссис Брэндон! Возможно ли, что…
Марианна вздрогнула, услышав из его уст свое новое имя — и задрожала еще сильнее, когда полковник отпустил ее руку, и, подняв глаза, она встретила его серьезный, настойчивый взгляд.