Я бросаю полотенце на нашу кровать позади себя и думаю, где мой муж. Последний раз я видела его, когда Эзра тащил его из кухни после очередной рюмки водки, и я отпустила его, потому что мы с Мавериком должны были разобраться с его мучителем.
Но сейчас я хотела бы знать, где он.
Мои глаза тяжелы от сна, когда я натягиваю одну из его черных футболок и пару шорт с комода. Я провожу пальцами по мокрым волосам и смотрю на дверь нашей комнаты.
Она все еще закрыта, и я не слышу, чтобы кто-то приходил.
Вздохнув, я беру с кровати пушистое белое полотенце и вешаю его в ванной, затем чищу зубы, проверяя, не осталась ли кровь на лице или шее. Черная бандана лежит в корзине для белья вместе с остальной одеждой. В конце концов, конечно, я расскажу ему. Но, может быть, когда он будет трезв, а это, я знаю, будет не сегодня.
Я смываю зубную пасту, выключаю свет в ванной и направляюсь к кровати, откидываю мягкие белые простыни и забираюсь под одеяло, закрываю глаза в темноте, лежа на спине и думая о своем муже.
О ярости Маверика по отношению к нему.
И о моей тоже. Слушать, как Пэмми делает последний вздох. Захлебываясь собственной кровью, пока я не намотала бандану на ее горло.
Улыбка искривляет мои губы, и тревожная мысль проносится в моем мозгу.
Я не сильно отличаюсь от Джеремайи.
Никто из нас не отличается, получая удовольствие от чужой боли.
Уже не в первый раз я чувствую укол собственной боли от того, что мне его не хватает.
Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь вытеснить ее из головы. Если это сделает моего мужа счастливым, я пока оставлю это в прошлом. В конце концов, когда наши эмоции остынут, я смогу снова поднять эту тему, и, возможно, тогда он поймет. Может быть, если мы живем в гребаном альтернативном измерении, Люцифер даже захочет отношений со своим сводным братом.
Или, может быть, это слишком много.
Я зарылась в подушку, засунула под нее руки, пытаясь устроиться поудобнее. Здесь холодно, и мне это нравится, но, черт возьми, я хочу тепла моего мужа.
Через некоторое время я задремала, но меня разбудил звук захлопнувшейся двери.
Я резко встаю, задыхаясь, и хватаюсь за нож на тумбочке.
— Какого черта, Сид? — хриплый голос Люцифера успокаивает мои нервы, но тон... он зол. Чертовски зол.
Какого черта?
— Что случилось, детка? — тихо спрашиваю я, пока он идет в ванную, мочится, потом включает свет. Я моргаю, поворачивая к нему голову, и вижу, что его голубые глаза сузились на моих. Его руки сложены на груди, и он выглядит таким же сердитым, как и звучит.
Мое сердце гулко стучит в груди, я сжимаю простыни в кулаки, от предчувствия мне становится плохо. Только не еще одна ссора.
Не сейчас.
Сейчас час ночи.
Я хочу спать. Я хочу спать с ним.
— Где ты была? — рычит он на меня.
Я хмуро смотрю на него, проводя рукой по своим еще влажным волосам.
— Что ты...
— Где ты была, Лилит? — рычит его голос, когда он подходит ближе к кровати, свет в ванной обрамляет его шелковистые черные кудри. Его лицо бледное, под красными глазами круги.
Я хочу, чтобы он забрался в кровать.
Я бы хотела, чтобы он оставил эту ссору на утро.
Я вздыхаю, прислоняю голову к изголовью и закрываю глаза. Кто-то сказал ему. Конечно, кто-то сказал ему, потому что Несвятые — это гребаное братство из ада.
Я знаю, что Мейхем этого не сделал. Он обещал, что даст мне время хотя бы до Санктума, чтобы я сама ему рассказала.
Блядь.
— Она заслужила смерть, — говорю я, усталость сквозит в каждом моем слове. Может, он услышит это и даст мне поспать. — Мы оба знаем, что она заслужила.
— Это был не твой выбор.
Я поднимаю голову и поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Да? Ты хотел, чтобы она снова сосала твой член, детка?
Его глаза расширяются, руки опускаются по бокам, синие вены напрягаются на бледной коже.
— Какого хрена ты только что...
— Я имею ввиду, — пожимаю я плечами, вскидывая руки, разозлившись вместе с ним, — это единственное, что я могу понять из этого, — я делаю жест в его сторону. — Тебе, наверное, не хватает ее рта на твоем члене, да? Я делаю для тебя недостаточно? Хочешь, чтобы мамочка вернулась в твою постель? — я откидываю одеяло, мои ноги попадают на пол, я стою спиной к мужу. Так далеко от того, чтобы поспать сегодня. — Да иди ты на хрен, — бормочу я себе под нос, пересекая комнату и выходя на балкон.
Прежде чем я успеваю отдернуть длинные до пола шторы, рука ложится мне на шею, рывком разворачивает меня и прижимает к стене. Люцифер у меня перед лицом, его пальцы обвились вокруг моего горла.
— Знаешь, чего я хотел сегодня вечером, малышка? — спрашивает он меня, его голос низкий. Я чувствую запах водки на его дыхании, и чувство тревоги ползет по моему позвоночнику.
Мои руки лежат по бокам, и мне не хочется бороться с ним. Не сегодня.
— Что, Люцифер? — спрашиваю я, стараясь сохранить ровный тон.
Он наклоняет голову и проводит своим ртом по моему. Мои губы приоткрываются, но он отстраняется, ухмыляясь.
— Не тебя, — говорит он мне, скользя глазами вверх и вниз по моему телу. — Я не хотел тебя.
Мое сердце замирает при этих словах, и я впиваюсь ногтями в ладони.
— Видимо, раз я тебе не родственница, ты не хотел...
Он отпускает мою шею, подходит ближе и прижимает меня к стене, где кладет свое предплечье рядом с моей головой, а другой рукой давит на грудину.
Я едва могу дышать от этого давления, но мне это нравится. Это держит меня вместе. Не дает мне развалиться на части.
— Да кто бы, блядь, говорил, — он качает головой, и мое лицо пылает. — Трахнуть моего лучшего друга? Твоего гребаного брата? У тебя инцест-фетиш, малышка? Хочешь поиграть со мной в роли своего приемного отца, а? — его глаза блуждают по моему телу, прежде чем снова встретиться с моим взглядом. — Ты была плохой маленькой девочкой, Сид? Тебе нужно, чтобы папа наказал тебя? — он сильнее прижимается к моей груди. — Хочешь, чтобы я тебя оттрахал, малышка?
В этих словах яд.
Я тяжело сглатываю, желая вернуться в постель. Я уже даже не злюсь. Мы уже боролись с этим раньше. Очевидно, он еще не смирился с тем, что я трахалась с Мавериком, но я не могу взять свои слова назад, и он тоже.
— Нет, красавица, причина, по которой я не хотел тебя, в том, что в постели Эзры был кто-то намного лучше. Горячая блондинка с толстой задницей и большими сиськами, — он прикусывает губу, глядя вниз на мою грудь, прикрытую его футболкой, которая мне слишком велика.
Мое лицо вспыхивает от его слов, мой подбородок дрожит. У меня нет больших сисек, и мы оба это знаем. Я никогда не знала, что это его беспокоит.
Я не думала, что его это волнует. Я думала, он любит меня...
— Это напомнило мне Офелию. Или Джули, когда она была беременна, — он стонет, даже когда подходит ближе ко мне, выпуклость его брюк упирается в мой низ живота. Там, где я ношу его гребаного ребенка. — Боже, ее сиськи были такими набухшими, что я, блядь, не мог насытиться ее ртом. А когда она сжала их вокруг моего члена...
Моя рука быстро поднимается, и я бью его изо всех сил, звук, кажется, отдается эхом в тихой комнате. Его голова кружится, челюсть сжимается.
Он не убирает ни предплечье со стены, ни руку с моей груди.