Но он медленно поворачивается ко мне, на его лице хмурое выражение. Его губы кривятся в рычании, и он говорит: — Ты можешь бить меня сколько угодно, Лилит. Это не изменит того факта, что сегодня вечером мой член был твердым для девушки, которая не была тобой.
— Отвали от меня, — я пихаю его, но он не двигается. — Отвали от меня сейчас же, Люцифер. Убирайся нахуй с моего лица! — я выкрикиваю слова, толкая его в грудь. Он зажимает мне рот рукой, крутит меня и тащит назад, пока не опускается на кровать, ложится на спину, а я оказываюсь сверху, спиной к его груди.
Я извиваюсь в его хватке, но он убирает руку от моего рта и обхватывает меня руками.
Я продолжаю брыкаться и царапать его руки, его подбородок лежит на моей голове, а он шепчет: — Шшш, перестань бороться со мной, малышка.
Мое горло сжимается, давление нарастает за моими глазами. Но я так, так устала, и если бы я была достаточно сильна, чтобы сказать это вслух, я бы просто попросила его обнять меня, чтобы мы могли поспать. Чтобы мы могли притвориться, что этой ночи никогда не было. Что ничего плохого никогда не происходило, и что мы были цельными и идеальными друг для друга.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я его, и мои слова вырываются с трудом. Я тоже ненавижу это. Эту слабость, которую я испытываю к нему. Я не привыкла, чтобы люди видели меня слабой, но кажется, что все, что он хочет сделать, это сломать меня. — Почему ты ведешь себя так, будто ненавидишь меня? — шепчу я в темноте, пытаясь сдержать слезы, пока он обнимает меня. — Ты... ты изменил мне?
Долгое время он молчит, и я с трепетом вдыхаю воздух, моя грудь вздымается, когда я пытаюсь сдержать рыдания.
Но затем он переворачивает нас, толкая меня обратно на кровать, опираясь на локоть, его теплое, худое тело нависает над моим, его рука лежит на моей щеке.
— Открой глаза, малышка, — шепчет он, поглаживая большим пальцем мой рот.
Медленно, я делаю то, что он просит, чувствуя, как непролитые слезы скапливаются в ободке моих глаз.
Он качает головой.
— Я не изменял, — говорит он мне. — Я не изменял.
Я чувствую что-то похожее на облегчение от его слов, мои руки вцепились в футболку, когда я прикусила нижнюю губу, а его большой палец провел по моим зубам.
Затем его рука скользит по моему горлу, по груди, к животу, его пальцы широко расставлены. Защищая.
— Мне так жаль, — говорит он, как будто серьезно, и слеза падает по моему лицу, теплая и горячая. Он крепче сжимает мой живот, наклоняет голову, глядя на меня. — Мне так чертовски жаль, я просто... с тобой, я просто чувствую, что схожу с ума каждую секунду, когда ты не со мной.
Он опускает голову, прижимается губами к моему лбу и задерживает их там на долгое мгновение. Затем он выдыхает теплый воздух, отстраняется, чтобы снова посмотреть мне в глаза, его пальцы все еще лежат на моем животе, под футболкой, большой палец — под шортами.
— Я не имел в виду то, что сказал, — тихо говорит он мне. — Я, блядь... я, блядь, люблю в тебе все, — он снова склоняет голову, и его рот опускается на мой сосок, его зубы смыкаются вокруг него поверх моей футболки.
Я задыхаюсь, моя спина выгибается от его прикосновения.
Мы знаем, как любить друг друга таким образом, даже если все остальные способы нам не удаются.
Мои руки находят его спину, и он стонет, прижимаясь ко мне, поднимая голову после того, как он взял зубами мой сосок.
— Ты сводишь меня с ума, малышка, — шепчет он, наклоняясь и открывая свой рот для моего. Наш поцелуй влажный, сырой, страстный. — Я просто хочу, чтобы ты была только моей, — он скользит рукой по моим шортам, проводит средним пальцем по всей длине, а затем загибает два пальца внутрь меня.
Я крепко обхватываю его, мои ногти впиваются в его спину, я смотрю на него сверху, его теплое дыхание прижимается к моему рту.
— Я хочу, чтобы ты всегда была моей, потому что, какое бы дерьмо ты ни бросала в мою сторону, Лилит, я всегда буду твоим. Даже когда ты меня ненавидишь.
Риа вздыхает, тянется за напитком, который официантка поставила на наш столик. Она допивает ром, и я чувствую раздражение от того, что не могу выпить то же самое.
Надеюсь, это не признак того, что я уже буду ужасной матерью, что я не чувствую никакой привязанности к жизни, растущей внутри меня.
Потому что это не так.
Если бы это не убило моего мужа, я бы покончила с ним, даже сейчас.
— Более или менее, — говорит Риа, оглядывая клуб, и я почти забываю, что спросила ее, получает ли она удовольствие.
Я отгоняю воспоминания о времени, проведенном с Люцифером, и слежу за ее взглядом по комнате. Здесь много женщин в коротких платьях, мужчин в сшитых на заказ брюках и рубашках, дорогих часах. Охранники с оружием.
Это не обычная толпа субботнего вечера. Это для Ордена Рейна.
— Я бы получила больше удовольствия, если бы могла пойти домой, но мы обе знаем, что этого не случится, — она смеется, но это вынужденно. В нем нет юмора.
Она должна была закончить университет этой весной, по специальности — история. Благодаря ей я даже знаю о своем прошлом. Что случилось со мной и Джеремаей. Как нас использовали. Но это также причина, по которой она в списке дерьма для 6. Причина, по которой она сбежала из подвала Маверика, когда Элла случайно выпустила ее.
Она пошла домой.
Сказала родителям, что была в отъезде, училась за границей. Несколько недель она оглядывалась через плечо, паранойя следила за каждым ее шагом.
Потом они пришли за ней.
В ту же гребаную ночь они пришли за мной.
Она сказала мне, что все было точно так же, как и со мной. Вырвали из наших собственных домов. Использовали как приманку для мальчиков.
При мысли об угрозах, произнесенных шепотом, у меня по позвоночнику пробежал холодок. Я уже планировала бежать.
Я не могла оставаться в этом доме больше ни дня, не после всех этих ссор, криков, девушек и гребаного кокса.
Я снова провожу большим пальцем по своему шраму над бровью, затем опускаю руку, не желая привлекать к нему больше внимания.
Я отгоняю эти воспоминания. У меня это хорошо получается. И поскольку я застряла здесь в лимбе, боясь двигаться вперед, назад, куда угодно, нет никакого гребаного смысла думать обо всем этом.
— Николас что-нибудь сказал? — тихо спрашиваю я Рию, понимая, что даже несмотря на музыку и весь этот шум, большинству людей здесь нельзя доверять полностью.
На самом деле, я никому здесь полностью не доверяю.
Люцифер разрушил это для меня.
Вообще-то, они оба это сделали.
Риа покачала головой, глядя на стакан в своих руках, бронзовые кольца которого постукивали о стакан.
— Нет, — её брови сошлись вместе, в ее глазах потемнела печаль, которую я могу понять. — Мы обе знаем, что если я уйду отсюда без защиты, они придут за мной, — она смотрит на меня сквозь ресницы. — И Маверик...
У меня пересохло во рту, когда она прервалась. Я хочу потянуться к Рие, положить руку на ее колено или что-то в этом роде, но у меня это плохо получается. Поддержка.
Я хороша в борьбе. Разрушать дерьмо. Разбивать сердце моего мужа.
Я не умею быть хорошим другом.
Но я знаю, о чем она думает. Маверик с Эллой. Он выбрал ее, в той пещере в Ноктеме, прямо перед тем, как я застрелила Мэддокса Астора.
Интересно, умер ли он.
Я не спрашивал Джеремайю, не желая говорить об этом.
Надеюсь, что да.
Может, я и не заслуживаю многого, но мой брат, мой настоящий брат, заслуживает гораздо большего, чем иметь его в качестве гребаного отца.
— Мы все выясним, — лгу я Рие. Я жую губу, обхватываю пальцами пластиковую бутылку, пока она не сгибается в моей руке. — Может быть, Николас мог бы...