Клянусь Богом, это заняло у меня две гребаные минуты. И все, и я был на крючке. Зависим. До этого я никогда никому не уступал. Я не позволял своим девушкам трахаться, потому что у меня не было девушек. Я трахал их и кончал. Иногда, когда я был один или улетал в космос под кайфом, я думал, что сломался. Ген любви, сострадания к кому-то вне себя, я думал, что у меня его нет.
Наркотики помогли. Помогли мне чувствовать. Но когда я вернулся на землю, я снова был сломлен.
Онемел.
Пока не появилась она.
Но она бросила меня. Она, блядь, бросила меня. Дела были плохи, и Мав поощрял ее, и да, я не вел себя как муж гребаного года, но и она не была подходящей женой.
Но была та ночь... та ночь, я знаю, что она решила это сделать. Это была не моя вина. Это была не моя гребаная вина.
Я ударяю рукой по рулю, и О вздрагивает, застывая на моих коленях.
Мое горло сжимается, и я уже собираюсь сказать ей остановиться, когда она шепчет: — Ты можешь притвориться, что я — это она, и начинает стягивать мои шорты.
Представь, что она — это Сид.
Я почти смеюсь над этим. Сид не была бы такой нерешительной. Сид была бы вся на моем члене, захлебываясь им. Она была такой нерешительной в отношении многих вещей — открыться мне. Впустить меня в свое сердце. Научиться готовить.
Но у нее не было проблем с сексом.
— Все в порядке, — мягко говорит О, поднимая голову и проводя открытым ртом по моей шее. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, пока я слежу за дорогой. О не пахнет как моя жена. Не похожа на мою жену.
Она не моя жена.
И это та, кого я действительно хочу. Это та, кто мне действительно нужен.
Но ее здесь нет.
— Позволь мне сделать тебе хорошо, — шепчет О, посасывая мою шею.
Я не дышу несколько долгих мгновений, моя нога дрожит на педали газа, мои пальцы стучат по рулю. Но Офелия наклоняет голову и продолжает гладить мой член, и я продолжаю видеть это в своей голове.
Он сверху на ней.
Прижимает ее к себе.
Его руки на ней. Эта пьяная улыбка на ее лице, ее остекленевшие глаза. Момент, когда он понял, кто она, блядь, такая.
Но я вижу и кое-что еще.
Ее ноги обвились вокруг него в том клубе. Ее руки обвились вокруг его шеи, его член терся об нее, когда он держал ее, прижав к стене ванной.
Она выпила, но она не была пьяна.
Она знала, что делает.
И если бы я не вошел... она бы его трахнула.
Я думаю о другом. О том, что у нас есть тест на беременность, положительные результаты, пропущенные месячные, но этот ребенок может быть даже не моим. Она избегала идти на УЗИ. Она хотела сделать аборт. Хотела притвориться, что моего ребенка не существует.
Но, возможно, это потому, что он не мой.
Она трахалась и с Мавериком, а он не пользуется презервативами. Он сказал мне, что вытащил — у меня кожа ползет при мысли об этом — но кто, блядь, знает? Моя жена — чертова шлюха и...
Я сдвигаю бедра, позволяя О стянуть шорты, слезы затуманивают мое зрение, когда я пытаюсь взять себя в руки, потому что я превысил скорость на двадцать, и я сейчас не в лучшем состоянии.
Она бросила меня.
Она, блядь, предала меня.
И если она трахается с ним — а как же иначе, ведь она хотела его с тех пор, как узнала, что он не ее брат — я никогда не смогу простить ее за это. Он нанес мне шрам.
Мы ненавидели друг друга задолго до нее, а он, блядь, сделал мне шрам и заставил смотреть, как он нападает на нее.
Я никогда не смогу простить ей такую боль.
Кроме того, я позволял ей делать все, что она, блядь, хотела, и сейчас у меня мало прощения.
Настала моя чертова очередь.
Я запускаю пальцы в волосы Офелии, когда она стягивает мои боксеры и обхватывает пальцами мой член. Ее рот — не рот Сид, и сначала она неуверенна, не решается взять меня целиком в горло, но когда я опускаю ее голову вниз, и она задыхается, пытаясь вырваться, ее ногти впиваются в мое бедро, мне все равно.
Все равно, блядь, приятно.
И когда я кончаю ей в рот, прикусив губу и думая о прекрасных глазах моей жены, которые смотрят на меня, когда она стоит на коленях, а моя рука обхватывает ее горло, мне чертовски приятно.
Глава 10
— Тебе нравится причинять ей боль? — спрашивает меня Николас, сложив руки на груди, опустив подбородок, глядя на меня.
Я закатываю рукава рубашки, мое горло сжимается, а рука дрожит.
Еще одно утреннее убийство, еще один гребаный спазм. Когда я заканчиваю возиться с рукавами, я откидываюсь назад в своем офисном кресле, пальцы под подбородком, один локоть подперт противоположной рукой.
— Я немного садист, — я пожимаю плечами. — Не хочешь уточнить?
Темные глаза Николаса бросают кинжалы в мою сторону.
— Ты отвезешь ее в Вирджинию.
Я киваю один раз.
— А, хорошо. У тебя есть расписание.
Потому что я, блядь, отправил его ему по электронной почте, прежде чем поехал в город сегодня.
— Они попросили о встрече с тобой, — говорит Николас сквозь стиснутые зубы.
Я киваю. Я тоже получил его электронное письмо. Взглянув на часы, я пожимаю плечами. — Примерно через десять минут. Как насчет этого?
Глядя на него, я любуюсь утренним солнцем. Сегодня я вышел из дома в четыре утра. Сид проснется с минуты на минуту, а нам нужно готовиться. Нужно собрать вещи.
Ее кусок дерьма муж уже в Кислотном городе. Я бы не хотел, чтобы она по нему скучала.
— Элайджа Ван Дамм сказал, что это срочно. Очевидно, кто-то действительно шарит в нашей собственности, — слова Николаса прозвучали сквозь стиснутые зубы, и мое сердце почти остановилось в груди.
— Прости? — этого не было в электронном письме.
Николас хмурится еще больше и смотрит на меня, как будто пытается меня прочитать.
— Сказали, что расскажут тебе по телефону, — его глаза сужаются. — Но они сказали мне, что охранник Элайджи мертв.
Мои мысли мечутся, но я не разрываю зрительного контакта с Николасом.
— Кто? — спрашиваю я осторожно. Если кто-то добрался до одного из их охранников... это чертовски плохо, потому что это не я.
Я знаю 6. Я знаю, как они относятся к чертовым секретам и безопасности. Именно так меня держали в их гребаном подвале годами, и никто не знал.
Ну, они знали.
Мои сестры.
И муж Сид Рейн.
И сын Элайджи тоже.
Я стиснул зубы, стараясь очень, очень сильно не думать ни о чем из этого.
— Не сказал, так что когда они позвонят, — он посмотрел на мою защищенную линию, — лучше ответить.
Я долго смотрю на него и решаю оставить его бредни в покое.
— Если все это правда, зачем Люциферу, мать его, Маликову ехать на север в Вирджинию, зная, что Сид здесь, со мной? — я получаю больше удовольствия, произнося эти два последних слова, чем следовало бы, но к черту. Я следил за ней более десяти лет. Я заслужил право говорить все, что хочу.
— Кто-то крутился рядом с домом Джули, — говорит Николас, и я не уверен, как это возможно, но его взгляд становится глубже, и он смотрит на меня со злостью.
Мне это совсем не нравится, но я не двигаюсь, просто продолжаю наблюдать за ним.
— Возвращайся, — требую я, наклонив голову и сцепив пальцы, опираясь локтями на ручки кресла. — Откуда они знают, что здесь чёрт возьми кто-то околачивается? И откуда нам знать, что это были не они?
Челюсть Николаса сжимается.
— Для этого и нужен звонок.
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, телефон звонит между нами, напугав меня.
— Они рано, — бормочу я себе под нос и смотрю на черный телефон, когда он звонит снова, мой желудок скручивается в узел.
Я думаю о том, что случилось со мной.
Чему они позволили случиться.
Что они собирались сделать с моей сестрой.
Но они скоро за это заплатят. Пока же мое желание узнать, что, черт возьми, происходит, перевешивает демонов моего прошлого.