Проходят мгновения.
Я опускаю руку.
Мы оба тяжело дышим.
Затем он дает мне пощечину.
Звук эхом отдается в гостиной. За ним ничего не следует.
Я застыла.
Парализована.
Он никогда... он никогда не делал этого раньше. Не тогда, когда мы не трахались.
Я даже не дышу, глядя на него, мой рот открыт, руки по бокам. Я неустойчиво стою на ногах, потому что он не мог этого сделать.
Его губы кривятся, когда он смотрит на меня, его глаза сужаются.
— Ты солгала мне. Ты, блядь, солгала мне.
Его грудь быстро вздымается и опадает, руки скручиваются в кулаки.
Я все еще чувствую, где он дал мне пощечину.
И Джеремайя тоже, ранее сегодня. Но я хотела этого. Я позволила это. Это... это другое.
Это чертова черта, которую он никогда не должен был переступать, но последние несколько месяцев, похоже, ему это только на руку.
Из этого нет возврата.
А даже если бы и было, это не имеет значения.
Я подношу руку к лицу.
— Дай мне увидеть его. Прямо сейчас, блядь, Люцифер, или я никогда не вернусь к тебе.
Он не смеется, как я думала, над моей угрозой. Вместо этого его глаза закрываются, а брови сжимаются. И я сочувствую ему.
В этот момент я сочувствую ему. За все то, как он скучал по мне. Но я помню, что сказал мне Джеремайя.
Люцифер знал, что он в этой клетке.
Дрожь в его руках. То, как он сходил с ума.
Люцифер помог сделать это.
— Не говори так, — шепчет он, прорываясь сквозь мои мысли. — Скажешь. И ты на самом деле... ты на самом деле не трахалась с ним.
Несмотря на гнев, который я пытаюсь сдержать, мое сердце болит. Несмотря на это, мои глаза метнулись к двери, задаваясь вопросом, где мой брат. Что они с ним сделали. Мне нужно добраться до него.
Мне нужно увидеть его.
— Я ненавижу себя за то, что оставила тебя, — слова вырываются в спешке, и я знаю, что Люцифер удивлен, когда его глаза распахнулись, а губы разошлись. Я чертовски удивлена.
Он подходит ближе, нежно подносит руку к моему лицу, когда я опускаю свою. Он проводит большим пальцем по месту, где он дал мне пощечину.
Я делаю глубокий вдох, желая выплеснуть все это. Хочу найти своего брата.
— Но ты же знаешь, что это было небезопасно для меня...
— Прекрати, — он качает головой, отстраняясь настолько, чтобы полностью взять меня в руки. — Мне не нужны твои оправдания, что ты ушла. Я знаю причину твоего ухода.
Я стиснула зубы, глядя на него, уверенная, что все, что он думает, чертовски неправильно.
— Гребаные кошмары? Моя... боль? Ты не можешь этого вынести, — говорит он, его слова звучат не более чем рычание. — Ты не можешь смириться с тем, что мне может быть так же больно, как тебе, блядь, больно.
Моя грудь сжимается от этих слов. От того, что я всегда знала, что он разваливается на части, но не могла ему помочь, потому что и я тоже.
— И более того? Ты не можешь выносить разлуку с ним. Он держит тебя на гребаном поводке, — его рука скользит от моего лица к шее, и я напрягаюсь, задерживая дыхание, но он не давит. Он опускает взгляд на свою руку, на мою шею, и я вижу отвращение в его глазах. — Ты зависима от него, и он не может насытиться тобой.
— Это не...
— Заткнись, Сид. Я еще не закончил говорить.
Я пытаюсь отстраниться от него, но его рука оставляет мое лицо и идет к моей руке, обхватывая бицепс.
— Мы еще не закончили, блядь.
— Люцифер, убери свои руки от...
— Заткнись. Блядь. Хоть раз в своей гребаной жизни ты послушаешь меня, поняла?
Я смотрю на него, мои ногти впиваются в его грудь, сквозь футболку. Стиснув зубы, я ничего не говорю. Если он хочет накричать на меня, это только поможет мне вспомнить, почему я ушла. Почему этого не может быть.
— Он собирается причинить тебе боль, Сид. Он сделает тебе очень больно. Когда он сделает это, ты захочешь вернуться ко мне. Но вот в чем дело, малышка, — он улыбается мне, и я чувствую головокружение, головокружение, как будто я упаду в обморок без его рук на мне. Даже та, что обхватывает мое горло. В этом есть что-то знакомое.
Какой-то больной комфорт.
— Я больше не хочу тебя.
У меня пересохло во рту.
— Я устал от твоих гребаных игр.
Я не могу думать.
— Я устал от тебя.
Я открываю рот, но он смотрит на меня, не говоря ни слова. Когда он убеждается, что я не собираюсь его перебивать, он продолжает говорить, все глубже вонзая нож в мое сердце.
— Ты можешь продолжать трахать его. Продолжай стоять перед ним на коленях, зная, что он хочет лишь владеть тобой...
— А чего, блядь, хочешь ты? — кричу я на него, не в силах больше держать рот на замке. Я толкаю его, но он не двигается, как гребаная стена. Его хватка на моей руке, на моем горле становится только крепче. — Что, блядь, ты чувствуешь ко мне, Люцифер?
Он выглядит так, будто хочет убить меня, вена на его шее пульсирует от гнева.
— Ты не спросил, как я поживаю. Не спросил о своем гребаном ребенке...
— Которого ты не хочешь? — он фыркнул, закатывая глаза. — Ты собираешься покончить с этим, Лилит, не делай вид, что ты собираешься пройти через это. На самом деле, я думаю, что ты сохранила его только для этого. Только для того, чтобы я вернулся к тебе. Но я здесь не для того, чтобы вернуть тебя. Нет, я освобождаю тебя, мать твою, — он отпускает меня, отступая назад, и мои руки падают по бокам, больше не прижатые к его твердой груди. Он поднимает руки, пожимая плечами. — Это так, малышка, — он холодно улыбается мне. — Я закончил. Я пришел сюда, чтобы помочь тебе. Но я не думаю, что тебе это нужно.
Он делает еще один шаг назад, и я хочу побежать к нему, но не решаюсь. Так будет лучше. Мы никогда не были созданы друг для друга, независимо от того, во что он хотел верить. И во что я, возможно, хотела верить, когда-то давно. Мы слишком плохи для этого. Мы бы подожгли весь гребаный мир, если бы у нас все получилось.
Но мы бы сгорели вместе с ним.
— Где Джеремайя? А что насчет 6? — спрашиваю я его, гадая, что будет дальше. Он не может просто так отпустить меня, и мы оба это знаем, если только он ничего не придумал, и поэтому он действительно здесь. Но то, как они забрали меня из моего собственного дома, не похоже на то, чтобы — что-то уладить — .
Люцифер сверкнул белоснежной улыбкой, проведя ладонями друг по другу.
— Лучше начать бежать, — он достает зажигалку и сигарету из кармана своих треников и кладет сигарету в рот. — Ты всегда был чертовски хороша в этом, — он затягивается, огонёк на сигарете ярко светится в темной комнате. — Но будь осторожна, малышка. Меня больше не будет рядом, чтобы сделать это для тебя. И теперь ты должна быть осторожна не только с нами, — он выдыхает дым через нос, не сводя глаз с моих, и холодок пробегает по позвоночнику. — Тебя ждет кое-что похуже.
Я смеюсь, горько и низко.
— Я не думаю, что есть что-то хуже тебя, Люцифер.
Он улыбается.
— Может быть, и нет. Но когда я был на твоей стороне, я мог защитить тебя от всего, только по этой причине. Теперь, — он пожимает плечами, сигарета болтается в его пальцах, — ты сама по себе.
Он поворачивается к двери и распахивает ее. Врывается теплый ночной воздух, запах сосны.
Прямо как он.
Прямо как он.
Он выдыхает дым, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня через плечо.
— Где, блядь, Сид? — я слышу знакомый голос.
И что-то помимо голоса.
Работает двигатель. Грузовик?
Но что-то еще. Что-то, что заставляет мой желудок скручиваться в узлы.
— Я покончил с ней, и не смей думать о том, чтобы взять ее с собой, — Люцифер смотрит на меня, сузив глаза. — Она все ему позволила, — эти слова предназначены только для меня, но я слышу шаги. Вижу фары, должно быть, автомобиля, но не вижу их.
Только свет, слепящий сквозь лес прямо перед хижиной.
Шаги становятся ближе.