Но он, должно быть, увидел что-то в моем выражении лица, потому что он останавливается, застыв, его брови высоко подняты над головой.
— Ты в порядке? — медленно спрашивает он, сжимая руки в кулаки.
Я снова смотрю на бандану.
Его глаза следят за моим взглядом.
— Ох, — говорит он на выдохе, засовывая руки в карманы джинсов. Он прочищает горло. — Я могу избавиться от нее, если ты...
— Я не боюсь этого, — говорю я сквозь стиснутые зубы, переводя взгляд на него. Я вытираю тыльной стороной ладони брови, останавливая пот, стекающий в глаза. И я не боюсь.
Не боюсь.
Я больше не тот мальчик.
Я вообще не мальчик.
Но я чувствую, как мое тело сгибается внутри клетки, как борьба покидает меня. Я слышу лязг цепей по клетке, чувствую давление на запястья.
Слышу, как Сид бежит за мной.
Вижу, как она запрыгивает на кузов грузовика, говоря мне, что все будет хорошо.
Я вижу Маверика, который тоже прикасается к ней. Держит ее.
Мне требуется усилие, чтобы не схватить со стойки свободный вес и не бросить его в зеркало позади меня. Усилия, чтобы не сломать что-нибудь. Не разорвать дерьмо на куски.
Я чувствую ее потерю, как отрезанную конечность. Она была рядом со мной. Со мной. Она была моей. Конечно, им пришлось отнять это у меня.
Но все в порядке.
Я приду за ними.
— Напомни мне, почему ты снова ждешь Игниса? — спрашивает Николас, прочищая горло.
Я сглатываю, провожу рукой по своему прессу и почесываю шрам.
— Они все будут в одном месте, — отвечаю я просто. Но я знаю, о чем он на самом деле спрашивает. Как я могу ждать Игнис? Как я могу позволить им забрать ее? Я скольжу рукой по своему торсу, провожу ладонью по бедру, по шортам. — После смерти охранника Элайджи они будут более осторожны. Возможно, они будут скрываться, пока их сыновья связаны друг с другом, — я ухмыляюсь Николасу. — На самом деле их гораздо легче поймать, разделив и покорив их таким образом.
Николас кивает один раз, выгнув бровь.
— Верно, — говорит он. — И Лазарь хорош. Получил то, что нам было нужно.
Я заставляю себя не закатывать глаза на прозвище.
— Да, но вся эта анонимность действует мне на нервы, — я прохожу через комнату, мимо Николаса, который поворачивается лицом ко мне. Я беру белое полотенце для рук из стопки, аккуратно сложенной на тумбе рядом с кулером для воды. Я вытираю полотенцем лицо и шею. — Если они хотят продолжать работать на нас, нам нужно встретиться лично.
Николас подпрыгивает на носках, сложив руки на груди.
— Я навел о них справки. У них отличная репутация.
Я перекидываю полотенце через плечо.
— Может быть, — соглашаюсь я, — но их гонорары чертовски завышены.
Они медленно опустошают мой банковский счет только ради информации. Это может быть валюта, но мне все равно приходится делать всю эту гребаную работу.
— Все, что ты делаешь, чрезмерно, Джей, — мягко говорит Николас, и я опускаю подбородок, выгибая бровь, моя рука крепко сжимает полотенце на плече. — Но у Романа есть для тебя новости, — добавляет он быстро, почти нервно. — И под новостями я подразумеваю...
Я улыбаюсь Николасу, расслабляясь.
— Педофилию Фила? — я провожу языком по зубам, снова смотрю на те свободные веса. — Знаешь, я всегда хотел пробить череп губернатора гантелью.
Глава 33
— Ты голодна? — Элла спрашивает уже в сотый раз.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что она стоит у двери на крыльцо. Выражение лица у нее настороженное, как будто она не знает, что со мной делать.
Это чувство очень, очень взаимно.
Я сжимаю пальцы на коленях, стараясь не думать о вопросе Джеремайи: «Где твое чертово кольцо?»
Кольца не имеют значения для таких парней, как Люцифер. Черт, брак не имеет значения для таких девушек, как я. Но все, что я слышу, это слова Джеремайи, звучащие у меня в голове, и если бы не охранники, окружающие дом Мава, и не его настойчивая просьба не спускать глаз с Джей, я бы уже снова убежала.
Я не видела Люцифера с тех пор, как сломалась в его объятиях, три дня назад.
Я, блядь, не хочу его видеть, но, видимо, Мав везет нас в Либер на следующей неделе. Я думаю, он сошел с ума, но он говорит, что им нужен перерыв. Эзре нужен побег, а наркотики и алкоголь — это, похоже, стиль поведения Несвятых.
Я буду прятаться в своей комнате всю ночь. Прятаться от Люцифера. Да пошли они все.
Почему ты бросил меня, Джей? Несмотря на то, что последние несколько дней я снова и снова повторяю этот вопрос в своей голове, я знаю ответ. Я бы поступил точно так же. Кроме того, если бы он сопротивлялся... они бы сделали ему еще больнее.
Не оставляй меня насовсем. Мой желудок скручивается в узел при мысли о том, что он может планировать. От мысли о том, где он сейчас. Я знаю, как легко убежать с этой улицы, несмотря на охрану.
Однажды я прошла через задний двор. Меня подхватил Николас. Каким бы властным и богатым ни был мой муж, на самом деле он не Бог.
Я предлагаю Элле фальшивую улыбку.
— Я в порядке, — говорю я ей, лгу сквозь зубы. Не думаю, что я была в порядке в течение долгого, долгого времени. Может быть, никогда.
Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на темный лес за домом. Охранник стоит перед дверью, ведущей на задний двор, в оазис с деревьями и садом, за которым, я уверен, ухаживает Элла.
Элла даже не жена Мава, но она идеальная домохозяйка, черт возьми.
Интересно, чем она занимается весь день, пока он работает? Интересно, чем бы она хотела заниматься. Думает ли она когда-нибудь о побеге, или это только мне кажется.
Я двигаюсь в кресле-качалке, в котором сижу, откидываю голову назад и закрываю глаза. Я слышу, как закрывается дверь в дом, и думаю, что Элла вернулась в дом, но тут рядом со мной раздается скрип дерева, и мои глаза распахиваются, встречаясь с ее зелеными глазами. Она сидит в кресле рядом со мной. Справа от нее маленький каменный фонтанчик — единственный разрыв в тяжелой тишине между нами в эту жаркую весеннюю ночь.
— Ты знаешь, что происходит? — тихо спрашивает она меня.
Я пристально смотрю на нее, пытаясь оценить ее точку зрения. Единственным человеком, который всегда был на моей стороне, был Джеремайя, но даже он лгал мне о самых важных вещах. Интересно, пытается ли Элла выведать. Чтобы доложить Маву. Люциферу.
Но ее глаза широкие и невинные, рыжие волосы собраны в беспорядочный пучок, несколько прядей обрамляют ее веснушчатое лицо. На ней красная юбка, ноги босые, ногти на ногах покрыты красным лаком. Ее пальцы барабанят по ручкам кресла, и я вижу, как ее грудь напрягается на фоне белой футболки, завязанной прямо над бедрами. Ее живот мягкий, переливается через верх юбки, ее кожа безупречна.
Я думаю о том, как Люцифер насмехался надо мной по поводу изгибов О. Джули.
Мне становится плохо, и я впиваюсь ногтями в ладони.
— Нет, — наконец отвечаю я ей, потому что не знаю, что, черт возьми, происходит.
Она кивает, как будто ожидала этого ответа, а потом поворачивается и смотрит на охранника, на свой задний двор. С этого ракурса она выглядит такой молодой, губы пухлые, лицо тоже. Ей девятнадцать, сказал нам Мав. Девятнадцать, а она уже выбросила свою жизнь на ветер, ввязавшись в такое зловещее дело, как 6. Чертовы Несвятые.
Братство из ада.
— У кого-то были твои фотографии, — тихо говорит Элла, все еще глядя прямо перед собой, говоря мне то, что я уже знаю. — Ты ... — она качает головой, ее брови нахмурились, но она все еще не смотрит на меня. — Ты бежала. Фотографии были доставлены как послание. На коленях у охранника Элайджи, в машине, в которой его застрелили.
Она поворачивается в мою сторону, ее глаза ищут мои.