Я наклоняю голову назад, к креслу-качалке, и слушаю. Я знала о фотографиях. Но я не знала обо всем этом дерьме. Похоже, я все-таки не была сумасшедшей. Кто-то наблюдал за мной.
— Потом, когда вы вернулись, жена Элайджи не вернулась домой со своих частных занятий по пилатесу, — она пожимает плечами. — А за ночь до этого в клубе Джеремайи была убита танцовщица, — она спотыкается на его имени, как будто это проклятие.
Я отчасти ненавижу ее за это.
Я ненавижу то, как все его ненавидят.
Я думаю о Синди, которая терялась о Джеремайю, и снова задаюсь вопросом, была ли это она. Как долго она была жива после этого?
— Так вот почему Люцифер наконец-то пришел за мной? — я плюю на нее. — Потому что за ними кто-то охотится, и он начинает бояться? — я сижу прямо, скрючившись на сиденье. — И это все? Дай угадаю, все время, пока меня не было... ему не помогли? Пошел на реабилитацию? Чтобы кто-то пришел к нему, чтобы он очистился? — представлять себе кого-нибудь из Несвятых в реабилитационном центре просто смешно, но я знаю, что у них есть средства. Кто-то мог бы помочь.
Должен же быть какой-то специалист по психическому здоровью, к которому он мог бы обратиться, а не отец чертов Томас.
— Он трахал Офелию, все это время? — я нажимаю, мое кровяное давление повышается. — И Джули тоже?
— Он пошел к Джули, потому что кто-то оставил... — она прочищает горло, смотрит на свои колени, гладя руками по толстым бедрам. — Кто-то оставил кошачью голову, — наконец заканчивает она.
Я моргаю, во рту пересохло.
— На пороге ее дома. Он хотел узнать, не связан ли кто-нибудь с этим, и что здесь происходит, — она снова встречает мой взгляд. — Он влюблен в тебя, Сид.
Я закатываю глаза.
— Ты его ни хрена не знаешь.
Но я думаю о кошачьей голове. О том, почему Люцифер на самом деле пошел к Джули.
Но все равно.
— Почему он взял туда Офелию? — я нажимаю на Эллу, желая, чтобы мне было все равно. — Почему она, блядь, должна была пойти на это?
Элла снова опускает взгляд на свои колени, и не смотрит на меня, когда отвечает, ее голос низкий.
— Он не любит быть один.
Что-то в этом ответе заставляет мой желудок скрутиться в узел. Этот ответ и то, как розовеют ее щеки.
Я глубже впиваюсь ногтями в ладони, достаточно глубоко, чтобы пустить кровь. Мне, блядь, уже все равно. Мне все равно.
Но я все равно не могу удержаться от рычания: — Похоже, ты все об этом знаешь, да? Мой муж не хочет быть один?
Я блефую, потому что она бы его не тронула. Мав бы ей не позволил.
Но потом я вспоминаю, как Маверик трахал меня в том доме в Рэйвен Парке. Он не колебался. И не колебался, что сразу после этого побежит и расскажет Люциферу. Если он и был бы не против, чтобы его девушка трахалась с кем-то, то это был бы Люцифер.
Мне плохо.
Румянец Эллы становится еще глубже, но она не смотрит на меня.
— Это не так, — я стою, делая шаг назад, подальше от нее, и она, наконец, поднимает голову. — Ты ведь не трахалась с моим мужем, правда? — я хочу, чтобы в моих словах было больше яда, но вместо этого раздается лишь резкий шепот. Прерывистый звук.
Ее глаза переходят на мой живот, затем снова на меня, и по какой-то причине это злит меня еще больше.
— Да, — рычу я, гнев накаляет мою кровь, — Думаю, ты не думала о его беременной жене, пока трахала его? — выкрикиваю последние слова, и все, о чем я могу думать, это Офелия в моем доме. Идет из моей. Блядь. Спальни.
Все, о чем я могу думать, это Джули.
Элла.
Меня сейчас вырвет.
Мой желудок вздымается, и я зажимаю рот рукой.
Элла стоит на шатких ногах, делая шаг ко мне.
Я вскидываю свободную руку.
— Нет, — бормочу я под прикрытием рта, когда мой желудок снова вздымается. — Не трогай меня. Не смей, блядь...
— Элла? — дверь открывается, и Маверик входит, на его лице улыбка, но когда он смотрит между нами двумя, его светлые глаза сверкают в тусклом свете верхнего освещения крыльца, его улыбка исчезает.
А за ним по пятам идет мой муж.
Нос у него красный, глаза тоже, демонически голубые и устремлены на меня.
Он смотрит с Эллы на руку, закрывающую мне рот, на руку, протянутую передо мной.
Маверик ругается под нос, и я знаю, что он знает. Он знает, о чем, блядь, мы говорили.
Он, блядь, знает.
— Ты позволил ей? — спрашиваю я, уронив обе руки на бока. Не обращая внимания на пристальный взгляд моего мужа. Не обращая внимания на то, что у него кровь на костяшках пальцев. Не обращая внимания на его черную футболку, облегающую его жесткую, худую фигуру. Его черные брюки, обтягивающие его бедра. — Ты, блядь, позволил ей? — спрашиваю я Маверика снова, делая еще один шаг назад, пока не упираюсь в экран, которым обнесено это крыльцо.
Я вижу, как охранник переминается на ногах за дверью, одетый во все черное, с пистолетом на бедре, но он не осмеливается посмотреть на меня.
— Послушай, Ангел, ты оставила...
— Ты, блядь, позволил ей трахнуть моего мужа? — мой рот открывается, когда я наконец поворачиваюсь к Люциферу. Я чувствую, как мой пульс стучит в ушах. Моя кожа зудит, мне некомфортно. Я хочу, чтобы меня тошнило. Мне хочется блевать, но в этот раз мой желудок кажется сделанным из свинца. Непоколебимым.
Вместо этого, все дело в моем разуме.
— Кого ты не трахал? — спрашиваю я мужа, его глубокие голубые глаза смотрят на меня. Он не улыбается. Не хмурится. Ни хрена не делает, только смотрит на меня. Я замечаю круги под его глазами. Его длинные, густые ресницы. Его бледное лицо, пепельное под этим светом. — В кого ты не вставил свой член, тупой ебаный мудак! — я выкрикиваю последние слова, проводя руками по лицу. Я чувствую, что теряю рассудок. Мне кажется, что я лучше умру, чем буду иметь дело с этим. — Почему ты не позволил мне остаться с ним? — наконец спрашиваю я. — Ты пошел к Джули с гребаной Офелией? — я выплюнул ее имя как ругательство. — Почему ты вообще пришел за мной? —
Он по-прежнему ничего не говорит. Мейверик переходит на сторону Эллы, обхватывает ее за плечи и поворачивает к двери.
— Чертов трус, — бормочу я Маву.
Он замирает, мышцы его спины напрягаются под белой футболкой. Затем он поворачивается и смотрит на меня через плечо.
— Это говорит девушка, которая вечно сбегает. Не будь сукой из-за дерьма, которое ты тоже делаешь, Ангел.
Затем он распахивает дверь и заталкивает Эллу внутрь, захлопывая дверь, а за ней и дверь-ширму.
Я не хочу быть здесь с Люцифером. И я знаю, что охранник подслушивает.
Я не хочу быть здесь.
— К черту все это дерьмо, — бормочу я, желая броситься за ним, в дом, исчезнуть в комнате для гостей, в которой я остановилась. Исчезнуть в своей собственной голове. Потерять рассудок в спокойствии.
Я делаю шаг к нему, но он блокирует дверь.
Я знала, что он не сделает это легко. Он никогда не делает этого.
— Люцифер, — шепчу я, — я не хочу с тобой разговаривать.
Он скрещивает одну руку над своим телом, рука на локте, пальцы под подбородком.
— Когда ты в последний раз ела, малышка? — тихо спрашивает он меня, как будто я только что не узнала, что он трахал третью девушку.
Я смотрю на него, слова вырываются из моих уст от его глупости.
Медленная улыбка искривляет его красивый рот.
— Я знаю, что ты никудышный кулинар, но я полагаю, что Элла готовила достаточно, чтобы накормить небольшую армию, так что...
— Ты действительно трахал ее, — это не вопрос. Они втроем в основном подтвердили это. Больше всего меня удивляет даже не то, что они это сделали. Они больные ублюдки.
Меня удивляет то, что... это больно.
Элла. Джули. Офелия. Это, блядь... больно.
Он все еще ничего не говорит. Не двигается ко мне. Чтобы утешить меня. Не то чтобы я хотела, чтобы его грязные руки были на мне.