Мне вдруг становится противно от того, что я позволила Джеремайе сделать в тот момент.
Черт.
— Да, — подтверждаю я, давая мужу хотя бы это.
Маверик снова стонет, и я чувствую, как член Атласа набухает под моими пальцами.
Люцифер сдерживает улыбку, но на его бледном лице вспыхивает ямочка, и мое сердце тает. Он перекладывает свою руку на мое горло, заставляя откинуть голову назад, пока он наращивает темп, то вынимая, то снова вгоняя.
— Позволь им использовать тебя, малышка, — говорит он, — открой рот для своих братьев. Теперь ты наша.
Я делаю, как он просит, закрываю глаза, и через секунду я чувствую вкус их обоих. Соленый и теплый вкус на моем языке, когда они оба стонут. Кончик чьего-то члена лежит на моем языке, волочась по нему, пока тот, кто это, выпускает его в меня.
Я не хочу смотреть.
Не хочу знать.
Кроме того, у меня во рту они оба.
И через мгновение Люцифер рывком поднимает мою голову, и я закрываю рот, глядя ему в глаза.
— Проглоти их, — приказывает он мне, его глаза сужаются, когда он трахает меня сильнее, его хватка крепнет. — Моя прекрасная, прекрасная девочка, — он прикусывает губу, стонет мое имя, закрывая глаза на секунду. Затем он снова смотрит на меня. — Я не хочу ощущать их вкус у тебя во рту, когда я кончу в тебя, малышка.
Я сглатываю, тяжело, и он, должно быть, чувствует это, потому что его лицо меняется от гнева до чего-то похожего на обожание, когда он стонет: — Черт возьми, Сид, — а затем он кончает в меня, проводя пальцем по кровоточащей ране на руке, снова проталкиваясь в мой рот, как будто для того, чтобы убрать вкус всех остальных с моего языка.
Я сосу его палец, пока он кончает в меня, задыхаясь, когда он вставляет мне кляп, мой живот сводит судорога.
Когда он кончает, и я сжимаюсь вокруг него, заставляя его стонать снова и снова, он отстраняется, его глаза смотрят на меня, руки лежат по обе стороны от моей головы.
Медленно он выходит из меня, и с моих губ срывается хныканье. Я охреневаю.
— Ты такая красивая, — шепчет он, и я понимаю, что не знаю, где еще кто-то находится. Большинство свечей погасло, только одна мерцает рядом с моей головой. — Ты так чертовски красива и ты, блядь, моя.
Он проводит рукой по моей груди, животу, еще ниже.
И я знаю, как только он это чувствует.
Грубую кожу моей заживающей раны.
Я вижу, как сходятся его брови, как медленно исчезает ямочка, как хмурятся его идеальные губы.
Дыхание покидает мои легкие.
Я ничего не могу сделать, только лежать под ним, пока он переминается на пятках, проводя рукой по моей коже.
Я вижу, как сжимается его челюсть. Вижу, как его глаза рассматривают букву.
Потом его большой палец.
Он проводит по нему, нежно. Почти благоговейно.
По моей плоти пробегают мурашки, когда я прикрываю грудь руками, и я даже не знаю почему. Я никогда не стеснялась перед ним. Но вдруг мне захотелось одеться. Может быть, доспехи.
Я не слышу Мава, Атласа, Кейна, Эзру или Эллу. Не чувствую их в этой комнате.
Здесь только я и мой муж.
И его растущее облако... смятения. Если не считать его сжатой челюсти, мускулов, бьющейся по бокам, он не выглядит сердитым.
Он просто выглядит... растерянным.
Его глаза переходят на мои, и моя кожа становится слишком горячей. Неудобно, его большой палец все еще на вырезанном инициале на моем животе, его другая рука лежит на моем бедре. Я вижу, как напрягаются мышцы его рук, когда он полунаклоняется ко мне.
Я вижу его татуировку Unsaint, испещренную шрамами.
Я наблюдаю за всем этим, избегая его взгляда, поэтому, когда он наконец говорит: — Черт, я, должно быть, под кайфом, — и принужденно смеется, я не понимаю, что он имеет в виду.
Не сразу.
Он убирает руку с моего бедра, проводит ею по своим кудрям, качает головой и снова смеется.
— Я думал... — его большой палец проводит по букве J, и его глаза снова опускаются вниз, затем снова поднимаются ко мне. — Я думал, что это реально, — на его лице появляется маниакальная улыбка, и я чувствую, что меня сейчас вырвет.
Мой желудок судорожно сокращается, но его глаза не отрываются от моих, он все еще проводит большим пальцем по букве. Три дюйма в длину, идеальная буква J.
Джеремайя, похоже, хорошо владеет ножом.
— Но это не... это не совсем там, правда, малышка? — он улыбается мне, его сонные глаза прищуриваются. Сейчас он не похож на демона. Не похож на человека, который хочет съесть меня заживо любой ценой.
Он просто выглядит... обнадеженным. Измученным.
Немного нервным.
Я прикусываю щеку. Оглядываюсь на мужа, когда слышу движение. Мав и Элла одеваются, Мав натягивает футболку на пресс, бросая взгляд на меня, и это так незаметно, что я почти не замечаю этого, но я знаю, что он только что покачал головой.
Нет.
Предупреждение? Мольба?
Я делаю дрожащий вдох, используя свой пресс, чтобы опереться на него, и встречаю взгляд Люцифера, который все еще ищет мой, так же как его большой палец все еще прослеживает шрам.
— Нет, — говорю я ему, — Я не знаю, о чем ты говоришь, детка, — мой голос ломается, как и мое сердце.
Но он, кажется, не замечает.
А может, ему просто очень нужно поверить в эту ложь.
Его рот растягивается в улыбке, и он смотрит вниз на инициалы, вырезанные на моем растянутом низком животе, но только на секунду. Затем его руки скользят вверх по моему телу, и он притягивает меня к себе, к своим коленям.
Я обхватываю руками его спину, он прижимает меня к себе, вдыхая мое дыхание.
— Я люблю тебя, Лилит.
Я закрываю глаза, сдерживая слезы. Я думаю об Офелии. Джули. Элле. Джеремайи. Всех Несвятых.
Я думаю обо всех наших ранах.
Я знаю, что он говорит это только сейчас, потому что приходит в себя после ДМТ. Я знаю, что ничего из этого не осталось позади. Но усталость тяжелым грузом лежит на моих веках, и я просто вздыхаю рядом с ним, вдыхая его сосновый и никотиновый аромат.
Я знаю, что у него слишком много демонов.
Его отец. Кокс. Его мачеха.
Я просто хочу, чтобы я не была одним из них.
Я обнимаю его крепче.
— Я тоже люблю тебя, малыш, — говорю я ему и чувствую, как горячая слеза стекает по моему носу.
Глава 43
Я вижу, как они трахаются.
Загибая пальцы вокруг рукояти ножа, я улыбаюсь про себя, слушая ее фальшивые стоны, видя его руку, хватающуюся за позолоченное изголовье их кровати.
Конспиративная квартира, спрятанная на побережье, у них даже нет охраны.
Стыд. Было бы здорово уложить еще парочку педофилов, прежде чем я вытащу трупы Асторов из этого проклятого дома.
Но прежде чем я сделаю все это...
Я провожу лезвием по двери, слушаю, как под ним трескается дерево, раздается ужасный, визжащий звук. На какую-то секунду я снова оказываюсь в этой чертовой клетке, царапая своими ногтями ее пол. Я сломал их все, и они стали длинными. Я сломал их все, и из моих пальцев сочилась кровь. Не имея ничего, кроме собственной мочи, чтобы пить, я сосал кровь, пока кончики пальцев не стали сырыми.
Болели.
Жгло.
Сначала я слышу ее крик, который выводит меня из задумчивости, но я все еще смотрю, как нож протаскивается по белому дереву двери.
Но только когда я слышу его голос, я снова поворачиваюсь к ним лицом.
Отец Сид.
Человек, который отдал свою собственную дочь на издевательства и чертово насилие.
Я могу прийти и за Бруклин. Сделать с ней то, что я сделал с Камерон.
Заставить Мэддокса смотреть, как я сделал с Фрэнсисом Форгесом.
Но глядя на него сейчас, на эти голубые глаза, так похожие на глаза гребаного Маверика, я не думаю, что он продержится так долго.
Черт, он может даже не протянуть, пока мы доберемся до этой чертовой хижины.
Ебаный стыд.