Александр Соловьёв, командир разведывательного десантного взвода, старший лейтенант:
— В начале кампании мне случайно довелось говорить с одним генералом из Генштаба. Я спрашивал, почему нам присылают не боеспособных обученных солдат, а собирают со всей страны контрактников, кого ни попадя, лишь бы согласился ехать в Чечню. Генерал отвечал примерно так: «Начался конфликт в Чечне. Чтобы разгромить бандформирования, по нашим расчётам требуется 80 тысяч штыков, не считая техники. Мы стоим вокруг карты, и в воздухе один вопрос: где взять эти 80 тысяч штыков. В России! Чечню можно одним пальцем закрыть на карте, давайте 80 тысяч солдат, и — проблема решена, но где взять 80 тысяч? В чём дело? Смотрим по карте дислокацию войск. Тут дивизия — кадрированная, здесь — кадрированная. В других — офицеров нет, увольняются, солдаты бегут. На карте — армии, группировки, дивизии, а воевать послать некого. Из деревень в армию призывают с дистрофией! Первые три месяца солдата откармливаем, чтобы он хотя бы сапоги мог носить. Один деревенский парень мне сказал: «Ничего себе, здесь каждый день мясо дают!». Сначала срочников послали воевать, но пришлось вернуть: что это за солдат — всего полгода служит, винтовка с ногами, не поймёшь, кто кого несёт. Вот и пришлось собирать контрактников, да, порой со СПИДом, сифилисом, гепатитом, уголовников, но лишь бы только закрыть людьми эту дыру».
Настоящих, подготовленных солдат в стране как будто и не было. Военкоматы, в основном, набирали контрактников — пьяниц, бомжей, убийц, уголовников, зачастую прошедших медкомиссию формально. А ведь при ранениях кровь берут у тех же солдат-товарищей. Брали всех, и даже разрешали подписать контракт на полгода, хотя минимальный, по закону — на три года. Многих набирали в один конец. Захочется иному такому «воину» пострелять по людям, приползёт в деревню и давай стрелять по всем подряд из автомата, просто так. И таких «шутников» хватало. Наркоты нажрётся, и давай «творить чудеса». В лучшем случае ему сами же ребята переломают кости и бросят в вертолёт. Приедет такой «воин», один день побудет в батальоне, напьётся, хватается за оружие, его разоружают и — в вертолёт. Один день попил в Чечне водки — и он ветеран.
Сначала таких, кто шёл действительно воевать — было 30 процентов, остальные мусор и шваль. Конечно, были среди контрактников и очень хорошие ребята. И я очень горд, что судьба свела меня с ними. Приходили бывшие менты, тыловики, бывшие десантники, все бывшие, но разведчиков, кто срочную служил в разведке — единицы. Пришёл такой дядя 35 лет, служил в милиции. Он рвёт на себе одежду, орёт — «духи»! «духи»!». И как этому дяде объяснить, что надо делать в разведке? Как хочешь, а с ним завтра идти в поиск. И шли. И получали по зубам. Потом они работали всё лучше и лучше. Срабатывал и механизм выталкивания из группы таких, кто не может к нам притереться. Ребята понимали: от того, что этот дядя не может или не хочет делать так, как хочет командир, в итоге погибнут все. И происходило отторжение. Бывало и так: приходят ребята к такому, который не вписывается в группу и говорят: «Жить хочешь?» — «Хочу». — «Иди к командиру и отказывайся идти с нами на задание». В процессе жития, конфликтов, неурядиц было видно, кто с кем может разговаривать, вместе работать, кто за кого может глотку порвать. Однажды в группе выявили наркомана. Он из аптечек у своих же товарищей вытаскивал тюбики промедола, протыкал их, выкачивал наркотики и закачивал воду. Ему переломали все рёбра, бросили в вертолёт и отправили обратно в Россию.
Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:
— Это был грузин, стервец. Зашли к нему в палатку и под матрасом нашли два-три пустых тюбика из-под промедола. Для меня это был шок.
Обезболивающие — промедол, мы получили в Моздоке. А когда поехали, со мной было всего три ампулы. Получили 600 ампул, и сдуру я промедол сначала раздала — когда начались боевые выходы. Сначала выдала и в тыловые подразделения, потом их пришлось забирать, чтобы не использовали не по назначению.
Александр Соловьёв:
— Одна партия контрактников была — настоящие уголовники. Один из них прямо сказал: «Мне предложили выбрать войну или тюрьму. Я выбрал войну». Другой на второй день меня спрашивает: «Командир, когда вы нас на мародёрку отпустите?». На сафари мужик приехал! — «А что, там за это сажают, а здесь можно!». Такие «воины» полностью на совести военкоматов.