Но Эльвиру, как и всякого другого агента-дезинформатора, требовалось «закреплять», для чего в ряде случаев переданная ею информация оказывалась правдивой. Но об этом чуть ниже.
Наступил 1943 год, надо было спешить с открытием второго фронта. Советская армия уже подступала к границам рейха и. не вторгнувшись в Европу, союзники вообще рисковали оказаться вне игры. Один из главных вопросов, который интересовал немцев — где будет осуществлена высадка союзников. Перед английской разведкой стояла задача ввести противника в заблуждение. Маклахлан писал, что объединенный разведывательный штаб знал, что любую проблему надо рассматривать с точки зрения, на которую встал бы Гитлер. «Было бы бесполезно. — писал Маклахлан, — в июне 1944 года демонстрировать удар против Норвегии, чтобы отвлечь внимание от Нормандии. если бы Гитлера в течение многих лет не преследовала навязчивая идея об угрозе вторжения союзников в Норвегии».
Теперь, когда Эльвире немцы верили полностью, можно было с ее помощью «подлить масла» в эту навязчивую идею Гитлера. В марте 1944 года она сообщила в «особо важном» донесении, что руководство союзников приняло окончательное решение о высадке в Скандинавии. Главное командование немецкой армии проглотило эту наживку и перебросило в Норвегию некоторые сухопутные, а главным образом, военно-морские силы.
Но слишком долго вводить противника в заблуждение было нельзя. По многим признакам немцы определили. что высадка все же будет происходить во Франции. И тогда Эльвира сообщила им. что. мол. союзники изменили свои планы, и как ей стало известно. высадка действительно произойдет во Франции. в районе Бордо. А когда 6 июня 1944 года союзники все же высадились в Нормандии, посчитали это отвлекающим маневром, и даже полностью экипированную и хорошо подготовленную танковую дивизию. дислоцированную в Бордо, не тронули с места. Это значительно облегчило высадку и закрепление войск союзников и снизило их боевые потери. Уже после открытия второго фронта Эльвира в донесении продолжала утверждать, что союзники все же высадятся в Бордо, и одиннадцатая танковая дивизия так и не двинулась с места.
Вот что может натворить одна маленькая женщина!
Все это я знал из английских источников, и. когда листал телефонный справочник города Антиб в поисках телефона и адреса мадам Чадур. одна мысль не давала мне покоя. Наконец, нашел страницу, где черным по белому стояло то, что мне было нужно. Все еще не веря своей удаче, набрал нужный номер.
— Мадам Чадур? Извините, я не говорю по-французски. Только английский и русский. Я — русский журналист, хотел бы встретиться.
— Но я не принимаю журналистов и не даю никаких интервью.
— Я не только журналист. Я ветеран войны, в которой участвовал вместе с вами. И мне хотелось бы пожать вам руку.
На другом конце провода наступило непродолжительное молчание, а потом я услышал:
— Хорошо. Вы мой адрес знаете? Тогда приезжайте. только сейчас же. Я не смогу уделить вам много времени, так как должна уходить.
Запасшись большим букетом роз. я на такси отправился в путь.
Крошечный сложенный садик перед виллой, в котором умещались и газон, и пышные южные растения, маленькая аккуратная пожилая женщина, вышедшая мне навстречу.
— Я рада встретить ветерана. — сказала она. протягивая мне обе руки. — Нас остается все меньше. Я как раз собираюсь на похороны одного из старых друзей.
Я сказал что-то полагающееся к случаю, мы разговорились. Я признался, что во время войны тоже был разведчиком, только артиллерийским.
Она рассмеялась и со знанием дела воскликнула:
— О, это совсем другое дело!
Мы мило и мирно разговаривали, и тут я задал вопрос, ради которого приехал и которого не следовало бы задавать:
— А Дьепп? Что вы скажете о Дьеппе?
Мою собеседницу будто подменили. Она сжалась, отвела глаза, замолчала, а потом сквозь зубы сухо процедила:
— Извините, месье, мне надо идти на похороны. Прощайте.
Было видно, что она не скажет больше ни слова.
Я, вежливо попрощавшись, пошел к выходу из садика и тихо прикрыл за собой калитку…