И в этот момент раздался сигнал об отправлении поезда. Пожилой полицейский бросал вещи в чемодан и в последний момент увидел билет, заложенный в книгу.
— Какая же вы рассеянная, мисс! Скорее садитесь в вагон.
— О, как я вам признательна, — со всей возможной искренностью произнесла Леонтина, поднимаясь в вагон и думая о судьбе коробки с документами. Полицейский вроде и не собирался возвращать ее. «Неужели он заподозрил что-то?» — в страхе думала она, продолжая сохранять на лице легкомысленную улыбку игривой девицы. «Может быть, он специально держит ее, чтобы проверить, как я буду реагировать?» Мелькнула мысль: когда поезд тронется, выскочить из вагона, выхватить коробку и снова вскочить в тамбур. Но это совсем загубит все дело.
Состав двинулся. «Это катастрофа», — успела подумать Леонтина.
Но в этот момент старший полицейский выхватил у другого коробку с клинексами и, догнав вагон, протянул ее Леонтине.
— Мисс! Мисс! Вы забыли свои салфеточки! Какая рассеянная! — повторил он.
Она даже не смогла поблагодарить толстяка. Ах, знал бы он, какую карьеру он только что держал в руках и упустил!
Сев в купе и прижав коробку к животу, она, как ей казалось, на какое-то время потеряла сознание. А может быть, просто провалилась в мгновенный глубокий сон. Это была естественная реакция на все пережитое…
Материалы оказались ценнейшими. Их немедленно переправили в Москву, где они сразу же легли на стол И. В. Курчатова.
Это лишь один эпизод из многотрудной жизни Леонтины Коэн. Она стала единственной разведчицей в истории, в честь которой в 1998 году в России выпущена почтовая марка с ее портретом. Она же стала первой женщиной — Героем Российской Федерации.
Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина вряд ли нуждается в представлении. Пожалуй, она наиболее известная советская разведчица. Написано много о ней, большим тиражом вышли ее мемуары «Теперь я могу сказать правду». Мне довелось познакомиться с ней, когда она уже была тяжело больна, не вставала с постели, но лицо сохраняло прежние прекрасные черты, ум был светлым, а память великолепной. Она рассказывапа о том, как в 1921 году служила красноармейцем в батальоне ВЧК, потом в штабе Частей особого назначения (ЧОН), на комсомольской работе, а с 1929 года — в подразделениях внешней разведки: в Харбине, Латвии, Германии, Финляндии, Швеции. Она вела вербовочные разработки, поддерживала связи с агентурой, получала ценную политическую и контрразведывательную информацию, участвовала в важных разведывательных и политических операциях, таких, например, как вывод Финляндии из войны с Советским Союзом и объявление ею войны Германии. В годы Великой Отечественной войны до отъезда в Швецию занималась подбором и подготовкой разведывательных групп в тылу врага.
А когда перешла к литературному труду, ее книги только за период с 1962 по 1980 год вышли в свет умопомрачительным тиражом в двадцать один миллион шестьсот сорок две тысячи экземпляров!
Ей пришлось встречаться и работать за рубежом с самыми разными людьми: премьер-министрами, министрами, генералами, учеными, писателями, людьми необыкновенных судеб. Одним из последних и был человек, эпизод о котором с горьким юмором рассказала Зоя Ивановна.
Само его имя, Степан Петриченко, может много сказать знатокам и любителям отечественной истории. Именно он 1 марта 1921 года возглавил знаменитый Кронштадтский мятеж. Он не был ни политическим деятелем, ни офицером. Его, простого писаря линкора «Петропавловск», подняла на гребень волны матросская вольница. Как он сам вспоминал впоследствии: «Кронштадтское восстание свалилось на мою голову против моей доброй воли или желания. Я не был ни душой, ни телом в подготовке этого восстания… А участие я принял опять-таки потому, что слишком близко принимал к сердцу все нужды тружеников и всегда готов был положить свою голову за интересы трудящихся».
Дальше все пошло по сценарию брошенной когда-то фразы:
Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе.
После подавления Кронштадтского мятежа Петриченко с тысячами других матросов по льду перешел в Финляндию. Начались эмигрантские мытарства. Он не мог вернуться на родину, так как амнистия на него не распространялась. Волей-неволей ему пришлось иметь дело с активными врагами советской власти — Савинковым, Чайковским, Врангелем. Из общения с ними он сделал вывод, что это не те люди, которые «принимают к сердцу нужды тружеников», и отошел от них.