Гуревич на допросах последовательно утверждал, что, вводя немцев в заблуждение о своем мнимом сотрудничестве с ними, он в 1943–1944 гг. использовал их доверие к нему, чтобы обезопасить резидентуру Озолса и причастных к ней лиц из французского движения сопротивления. Никого из них он не предал, в арестах участия не принимал и узнал об этом от Паннвица только после свершившегося факта.
Более того, в связи с произведенными арестами он (Гуревич) предложил Озолсу и Лежандру перейти на нелегальное положение, чем сохранил им жизнь.
Оказывая помощь участникам французского движения сопротивления он, используя Паннвица, освободил из концентрационного лагеря жену Лежандра.
В указанный период он также не выдал гестапо и сохранил жизнь лично завербованным им ранее советским агентам: в Чехословакии – Басистому, Эрлиху, Бахараху; в Бельгии – Снютеиу, Коолену, Пиркеру, Де Тё, Стеллену; во Франции – Оранскому, Блоху, Вишмонду, а всего 15 сотрудникам (т. 1, л. д. 15–177, 93–178, 180–335;-т. 7, л. д. 139–191; т. 8, л. д. 132–210; т. 9, л. д. 121–128).
Из доклада Озолса («Золя») Главразведупру и его показаний на следствии усматривается, что связь с Гуревичем была установлена в начале августа 1943 г. через прибывшего от него агента, представившегося помощником Гуревича. На другой день после этого он в присутствии того же помощника передал Гуревичу отчет о проделанной им работе и список агентов. Через некоторое время он по своей инициативе предложил Гуревичу привлечь для участия в работе против немцев группу французского движения сопротивления, возглавляемую Лежандром. В последующем на встречах, на которых присутствовал тот же помощник, он принял от Гуревича задание о вербовке агентуры и проведении разведработы. Полученные агентами сведения о немецких воинских формированиях передавал Гуревичу.
Озолс также пояснил, что в июле 1944 г. по вине некоего Бетова гестапо арестовало около 14 человек, причастных к движению сопротивления. В это же время по ложному доносу, не имевшему отношения к разведывательной деятельности советской резидентуры, немцы арестовали его (Озолса) помощника Марселя Пьеро («Поль»).
По объяснению Озолса, Гуревич был обеспокоен произведенными арестами и по его предложению он скрывался на конспиративной квартире.
Кроме того, как следует из доклада и показаний Озолса, при содействии Гуревича освобождена жена Лежандра, содержавшаяся в концентрационном лагере. О том, что Гуревич работает под контролем гестапо, последний ему не рассказал и он не подозревал его в предательстве.
В то же время Гуревич сказал ему, что свои связи с немецкой полицией он использует во вред ей (т. 1, л. д. 78– 92; т. 11, л. д. 123–128).
В своих отчетах за 1945 г. о проделанной разведработе Треппер и Гуревич отмечают, что они и представители Компартии Франции в 1941–1943 гг. неоднократно докладывали в Главное разведывательное управление о создавшемся тяжелом положении в советской агентурной сети в Бельгии и Франции. В частности, в этих докладах сообщалось о провале фирм «Симекско», «Симекс», арестах многих советских разведчиков, предательстве некоторых из них, а также о захвате немцами шифров (т. 2, л. д. 427-485; т. 7, л. д. 105–113).
Сотрудники Главного разведывательного управления, осуществлявшие руководство резидентурами в Бельгии и Франции, не учли обстановку, в которой оказалась советская разведка в оккупированных странах, не придали должного внимания их сообщениям и не приняли мер к предотвращению их провалов. Эти обстоятельства повлекли аресты Треппера, Гуревича и других советских агентов (т. 2, л. д. 446–485).
О том, что Главному разведывательному управлению об участии Треппера и Гуревича в радиоигре было известно с апреля 1943 г., отмечает в своем докладе от 16 апреля 1946 г. начальник отдела ГРУ полковник Леонтьев (т. 2, л. д. 412–419, 486-490; т. 8, л. д. 211–229).
Главное разведывательное управление, зная о начатой немцами радиоигре с участием советских разведчиков, дало в начале июня 1943 г. согласие на ее продолжение, о чем в своем заявлении от 30.06.1952 г. указывает Треппер.
В этом заявлении он, в частности, пояснил, что в апреле 1943 г., сообщая в ГРУ о проводимой зондеркомандой радиоигре, запросил, продолжать ли участвовать в ней и в случае согласия подать ему условный сигнал телеграммой о состоянии его семьи. Вскоре сотрудники зондеркоманды показали ему поступившую из Главразведупра телеграмму о том, что в его семье все обстоит благополучно. Он понял это как разрешение на продолжение радиоигры (т. 2, л. д. 479).
Обстоятельства, изложенные в заявлении Треппера, подтверждаются приобщенной к делу справкой Главного разведывательного управления от 19.09.52 г., из которой следует, что ГРУ действительно телеграммой № 38 от 2.06.43 г. разрешило продолжать радиоигру (т. 2, л. д. 486).
В телеграмме № 47 от 9 сентября 1944 г. Центр указывает Гуревичу заняться вербовочной работой среди крупных немецких офицеров, убедившихся в неизбежности близкого разгрома немцев (т. 12 л. д. 161).
Из материалов уголовного дела видно, что в период с апреля 1943 г. по май 1945 г. в Главразведуправление от немецкой контрразведки поступали сообщения военно-политического характера. Эти сведения в ГРУ расценивались как дезинформационные, вредных последствий от них не наступило (т. 11, л. д. 136–167).
Допрошенный в 1951 г. в МГБ СССР бывший начальник 4 управления гестапо Панцигер показал, что немецкой контрразведкой с участием арестованных советских разведчиков Гуревича и Треппера проводилась радиоигра с Москвой с целью выявления неустановленных агентов советской разведки в Германии, Франции и Бельгии. Однако от этой радиоигры существенных результатов получено не было (т. 9, л. д. 34–54).
В своих многочисленных жалобах Гуревич заявлял, что предварительное следствие в отношении его велось необъективно, в сторону усиления его обвинения. На допросах на него оказывалось давление, показания в протоколах записывались неполно, в них не отражена его большая работа в пользу советской разведки.
Анализ материалов дела показывает, что заявления Гуревича соответствуют действительности. Его показания на предварительном следствии отражены неполно по сравнению с фактами, изложенными им при дополнительном расследовании. Имели также место случаи фальсификации.
Так, на допросах 12.07.45 г. и 13.07.56 г. Гуревич признал, что в июне 1945 г. перед явкой к советскому командованию Паннвиц уничтожил протоколы его допросов в гестапо за 1942 г., где Гуревич изъявил свое согласие на сотрудничество с врагом, дал показания о причинах своего перехода к немцам, а также показания о своей поездке в 1940 г. в Швейцарию.
В действительности указанные протоколы допросов Гуревича о мнимом сотрудничестве с гестапо, о его поездке в Швейцарию и по другим вопросам находятся в приобщенных к уголовному делу материалах гестапо, которые Гуревич лично доставил в Москву (т. 1, л. д. 37– 145; т. 7, л. д. 180–191).
Принимавшие участие в предварительном следствии по делу Гуревича и Треппера сотрудники госбезопасности Абакумов и Лихачёв за нарушения законности осуждены к высшей мере наказания – расстрелу, а Бударев, Леонтьев, Кулешов и Кувалдин привлечены к дисциплинарной ответственности (т. 12; л. д. 325–332).
Военная коллегия Верховного Суда СССР в своем определении от 26 мая 1956 г. указала, что следствие по данному делу проводилось необъективно (т. 2, л. д. 592– 597).
Грубое нарушение законности в отношении Гуревича было допущено в 1958 г.
На основании бездоказательного и непроверенного заявления Треппера о том, что якобы по вине Гуревича гестапо в 1944 г. репрессировано свыше 150 участников французского движения сопротивления, Прокуратура СССР и МВД СССР 5.08.58 г. вынесли незаконное решение о неприменении к Гуревичу Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии».
В результате он несудебным органом вновь был водворен в ИТЛ, где необоснованно содержался с 9 сентября 1958 г. до 20 июня 1960 г.
Таким образом установлено, что Гуревич в 1939–1945 гг., выполняя на оккупированной фашистами территории Западной Европы специальное задание Главного разведывательного управления, будучи по независящим от него обстоятельствам арестованным, не совершил преступных действий, направленных на подрыв военной мощи, государственной независимости и территориальной неприкосновенности СССР.