Михеев собирался ещё многое сказать о капризах и чудесах природы в Заполярье, но, заметив нетерпение слушателя, которого интересовала сама суть происшествия, оборвал свои мысли:
— Об этом в другой раз… Так вот, посылают в дозор меня и Зиновия Рыжечкина. Знаете его? Мы его Рыжиком зовём. Я впереди, а он, как новичок, следом. Я повёртываю вправо, а Рыжечкин догоняет меня, кладёт руку на плечо и знаком показывает, что надо свернуть влево. И ведь оказался прав! Приметил, глазастый, когда мы в прошлый раз проскочили через «лощину нервов», что одна сопка близ лощины имеет чуть заметный срез. Значит, у Рыжика глаз намётанный, память крепкая. Мне даже стыдно стало перед молодым разведчиком — чуть егерям в пасть не угодил! Спасибо Рыжику… В нашем деле, товарищ старшина первой статьи, только и знай — смотри да примечай!
После этого похода я был в командировке и не смог участвовать в очередном рейде. Знал, что отряд пойдёт нехожеными тропами, избегая встречного боя, и всё же беспокоился за Бабикова, как, вероятно, беспокоились и другие командиры отделений и групп за своих новичков.
Рейд завершился успешно. Единственное маленькое «чепе» было как раз с Бабиковым. При падении лопнул его туго набитый рюкзак, и всё содержимое: галеты, консервы, патроны — рассыпалось. Запасного рюкзака не оказалось. Пришлось Бабикову завернуть груз в плащ-палатку и с тюком на спине продолжать марш. Он устал, но не отстал и от помощи товарищей отказался. Командир отряда сказал новичку: «Надо внимательнее собираться в поход». А я упрекал себя и заменившего меня в этой рейде Агафонова: нам следовало тщательнее проверить снаряжение Бабикова.
И всё же это был только поход, а не та насыщенная боевыми эпизодами и полная различными приключениями разведка, о которой мечтали новички. Пока же молодые разведчики с необычайным интересом слушали рассказы бывалых. Степан Мотовилин поведал им о некоторых дерзких налётах, о подвиге Григория Харабрина, который ворвался в землянку егерей, трёх скосил из автомата, четвёртого вытащил из-под стола и всю дорогу приговаривал: «Хороший «язычок» мне попался, послушный!»
— Нет, уж таких «языков», каких доставлял Радышевцев, никому пока брать не удавалось! — вступал в разговор Барышев. — Помните историю с братьями баварцами?
Как не помнить! Но Барышев умеет рассказывать обстоятельно, новичкам полезно его послушать, да и сам случай уж очень примечательный.
Это было, примерно, полгода назад. Мы долго шли по обледенелым сопкам, незаметно просачивались в горы и, когда полярная ночь озарялась всполохами северного сияния, недвижно лежали на заснеженных хребтах скал. Потом опять пробирались вперёд, пока не увидели белые холмики у подножья той сопки, к которой шли. Это и были покрытые снегом землянки егерей.
Группе Кашутина приказали овладеть укреплением на вершине сопки. Радышевцев, Агафонов и Харабрин по-пластунски подползали к часовому, маячившему у крайней землянки. Но разведчики Кашутина уже завязали бой. Из крайней землянки выскочил офицер в распахнутом мундире с автоматом наперевес и наскочил на Радышевцева. Треск автоматов, лязг стволов и придушенные крики… Началась та ожесточённая схватка, когда внезапность и стремительность нападающих дают перевес небольшому отряду над целым батальоном.
Отход прикрывала группа Кашутина. Впереди Радышевцев вёл своего «языка» немецкого офицера Карла Курта.
А через день, в базе, комиссар читал нам недописанное письмо Карла Курта. Он настойчиво просил родных застраховать имущество от пожара и, невесело иронизируя, сокрушался, что нельзя застраховаться от русских разведчиков. «И ещё бы мне застраховаться от этого ужасного холода. Боюсь, мама, что когда-нибудь у меня замёрзнут кишки в животе. Когда Ганс кончит военное училище, пусть не вздумает проситься на Север, в Лапландскую армию. Покажи ему это письмо…»
Младшему Курту не довелось читать это письмо. Младший Курт выхлопотал себе назначение в Лапландскую армию. И мы благодаря тому же Радышевцеву убедились в этом три месяца спустя.
…Дул лобовой шквалистый ветер. Бот зарывался носом в волну и долго шёл к берегу. Переход к тому же опорному пункту неприятеля был более тяжёлым, чем в первый раз. Бушевавшая накануне мартовская позёмка оголила лёд на сопках лыжами нельзя было пользоваться.
Противник ночью усилил охранение, и ещё до подхода к землянкам нам пришлось выдержать бой. У нас появились раненые. Всё же мы подожгли склад, захватили несколько землянок. Егеря засели в главном блиндаже, который они соорудили в стене отвесной скалы. Подступиться к блиндажу трудно. Пробовали атаковать в лоб — опять понесли потери. Тогда Радышевцев и Шерстобитов обошли скалу и стали в неё врубаться ступеньками. Оказавшись наверху, они спрыгнули на крышу блиндажа. Только одному егерю после взрыва гранат удалось выскочить из блиндажа. Он кинулся бежать.