— Ладно, Пшеничных, успокойтесь! Дрались вы замечательно. А поскользнуться тут недолго.
Мы приводим себя в порядок. Наши потери — четверо легко и двое тяжело раненных. Оставляем охранение у обрыва скалы и спешим к Гузненкову и Бабикову, Но ещё по дороге к ним мы слышим нарастающую стрельбу справа и слева от сопки, которую обороняют наши разведчики.
Пока мы вели бой у обрыва скалы, егеря успели высадить ещё два небольших десанта близ сопки и потеснили группу Бабикова. Они и нас вынудили залечь, а потом — откатиться назад.
Снова позади нас раненые, а ещё дальше… Если враг удержит берег и подбросит подкрепление, то нас ожидает участь тех, кого мы недавно сбросили в пропасть…
Плотным огнём прижимаем к земле высадившийся десант и одновременно ведём обстрел катера, приближающегося к берегу. Но в залив входят ещё несколько шлюпок.
Положение обостряется.
Я с тревогой думаю о боезапасах — их осталось не много. В пылу боя я забыл о радиограмме. О ней напомнил гул появившихся над мысом краснозвёздных штурмовиков.
— К нам! — закричал Гугуев и замахал здоровой рукой. — Выручайте, лётчики-молодчики!
Три «ила» сделали первый заход и стали пикировать на катер и шлюпки, которые теперь быстро уходили с залива. Лётчики по радио запросили ориентиры. Мы обозначили ракетами наше местоположение, потом нацелили самолёты на позиции врага. Нам сбросили на парашютах патроны и продукты. Пока не прилетело другое звено штурмовиков, первые три самолёта кружили над мысом, непрерывно поливая огнём егерей, и не давали им возможности подняться для атаки.
Лётчики помогли нам продержаться до темноты. Ночью враг подбросил подкрепление. Мы отбили несколько атак и всё же вынуждены были отойти на другую сопку, которую занимали морские пехотинцы из отряда Барченко. Сам Барченко с передовой группой проник через побережье ко второй батарее и сковал её действия. Мы поддерживали с этой группой связь.
— Товарищ лейтенант, уходят! — услышал я голос взбирающеюся на сопку связного Каштанова. — Немцы по берегу таскают какой-то груз к причалу.
Я повёл отряд к морю. Мы догнали отступавших егерей и с ходу обрушились на колонну, которая шла вдоль берега и была уже близко от причала. Колонна рассыпалась, оставив на берегу ящики с грузом. Егеря тут же контратаковали нас. Опять разгорелись короткие, яростные схватки. С причала на помощь разгромленной колонне бежали новые группы егерей. Отстреливаясь, мы начали отход на свою сопку. А егеря всё прибывали. Теперь они упорно лезли вверх, несмотря на потери, и, видимо, решили покончить с нашим десантом. Я крикнул, что было сил:
— Скоро придёт помощь! Держаться!
— Держаться! Держаться! Держаться! — гремело по гребню сопки.
И в это время в Лиинхамари и на высотах противоположного берега залива вспыхнули прожекторы. Мы увидели егерей совсем близко от себя, и в ход пошли последние гранаты. Освещённые своими прожекторами, враги откатились. А лучи прожекторов, выхватывая из темноты зубцы скал и гребни гор, устремились к заливу и — никогда не забыть мне этой минуты! — светлой лентой легли на плёс, по которому быстро шли маленькие корабли.
Это были наши десантные катера. Один, другой, третий…
Они шли, маневрируя, и стреляли из пушек и пулемётов по правому берегу Девкиной заводи.
Вот они уже приближаются к мысу Крестовому. Мыс безмолвствует! Бьют орудия из Лиинхамари, бьют наугад. Идёт дуэль между пушками с правого берега залива и пушками катеров. Мыс Крестовый молчит!.. Замки от орудий первой батареи в наших руках, а орудийные расчёты второй батареи отбиваются сейчас от наседающих на них пехотинцев из отрядов капитана Барченко.
— Ура! — Это поднялся во весь рост Гузненков, приветствуя заходящие в залив катера.
— У-рра-а! — прокатилось по гребню сопки. И, уже не ожидая команды, разведчики ринулись в бой. Даже раненые, которые могли двигаться и стрелять, присоединились к нам.
Морально надломленные, объятые паническим страхом егеря дрогнули и, не выдержав нашего натиска, побежали к морю. Но бежать далеко некуда. К утру бой шёл уже на узкой полоске побережья. Сопротивлялись только самые отчаянные гитлеровцы из гарнизона Крестового. Они не сдавались в плен, даже израсходовав все патроны.
Семён Агафонов вёл бой с двумя гитлеровцами. Сразив одного, Семён загонял в воду другого и кричал:
— Да сдавайся же ты, сукин сын! Убью ведь! Хенде хох! Ну?..
Гитлеровец выпустил из рук винтовку, поднял левую руку, присел, а правой схватил булыжник, замахнулся и упал, сражённый короткой очередью автомата.