Почти пологие стены оврага были изрыты входами в землянки, умело обустроенными в данных условиях местности. Строительство некоторых еще велось, о чем говорило активное движение нескольких десятков солдат, работавших пилами и топорами. Многие из них были без верхней одежды. Рядом со строителями образовывалась кладка из заготовленных бревен. Одно из них, самое крупное, солдаты вчетвером несли на плечах к очередной, почти достроенной, землянке.
– Посторонись! – громко прокричал низким голосом сержант, следовавший во главе колонны.
Строители тут же выпрямили спины, прекратив на время свою работу, и расступились, пропуская вновь прибывших.
– Откуда вы, братцы? – спросил один из них.
– Из тыла. С запасного полка, – послышался ответ, резко прерванный громкоголосым сержантом:
– Разговорчики!
Егор перестал чувствовать накопившуюся за время марша усталость. Он с любопытством оглядывал земляной городок и его обитателей, пытаясь душой ощутить новую фронтовую жизнь, совсем недавно принявшую его к себе, в свои суровые, могучие, пахнущие порохом объятия. Он с наслаждением вдыхал дым костров, улавливая новые, еще не знакомые ему запахи войны.
Где-то позади колонны послышалась словесная перепалка вновь прибывающих со «старожилами», закончившаяся общим дружным смехом. Кто-то из командиров навел порядок в строю.
Егор осматривал очередную попавшуюся ему на глаза землянку, вход в которую закрывало суконное полотно. Перед ней на натянутых веревках сохли в дыму костра стираные бинты.
Из-под занавески выглянула немолодая женщина, голова ее была повязана белым платком. Она крикнула что-то пожилому солдату, возившемуся рядом с запряженными санями. Тот кивнул в ответ и снял висевшее над костром ведро. Стоящие рядом сани были чем-то нагружены и накрыты грязной мешковиной. Пожилой солдат уже было направился с ведром в сторону землянки, из которой его позвала женщина в платке, но, увидев приближающуюся колонну, быстро поставил ведро на землю и подбежал к саням. Он стал спешно поправлять мешковину, которая, как назло, стала сползать с другой стороны, обнажая зловещую картину скорбного груза.
Низенькие крестьянские сани были нагружены частями человеческих конечностей, ампутированных у тяжелораненых в полевом медицинском пункте, мимо которого двигалась сейчас маршевая рота.
Егор почувствовал подступивший к горлу ком. Ему стало не по себе. Он быстро отвернулся, пытаясь отвести взгляд от ужасного содержимого саней. Позади себя он услышал тихий протяжный стон одного из товарищей.
– Видал? – спросил он кого-то рядом.
– Приехали, называется! – послышалось в ответ.
Начавшийся было разговор прервал громкий женский крик:
– Ты что, старый, не мог свою поклажу раньше вывезти!
Егор помотал головой и стал смотреть под ноги, стараясь больше ничего не замечать. Сделав несколько шагов, он услышал совсем рядом:
– А, пушечное мясо прибыло. Пополнение!
Он повернулся на голос и увидел двух сидевших на бревне солдат с перебинтованными руками. Они, не обращая внимания на Егора, смотрели на всю колонну целиком. Раненые курили самокрутки и щурились от едкого табачного дыма.
Позади них виднелась еще одна землянка, видимо, являвшаяся частью полевого санитарного пункта. Врытые в землю постройки тоже использовались в медицинских целях, о чем свидетельствовали вывешенные на просушку гирлянды стираных бинтов, кипящие на огне ведра с водой, протоптанные в плотном снегу тропинки, соединявшие входы в землянки. Вокруг сновали молодые девушки в военной форме. Многие из них были опоясаны брезентовыми или матерчатыми фартуками, заметно испачканными засохшей кровью.
Егор не совсем так представлял себе передовую и ближний тыл. Совсем не вписывалось в его представление наличие крови, грязи, груды ампутированных конечностей и слова о прибытии «пушечного мяса». И хоть стращали молодых солдат в запасном полку уже повоевавшие сержанты, но молодой восемнадцатилетний мозг упорно отказывался воспринимать словесные страшилки о войне. Перед глазами стояли только подвиги и стремительные кавалерийские атаки, поддерживаемые натиском матушки-пехоты.
Послышавшийся впереди шум отвлек Егора от тяжелых мыслей. Он поднял голову и увидел спускающихся в овраг раскрасневшихся солдат в распахнутых телогрейках с лопатами и кирками в руках. При виде пополнения они прекратили разговоры и остановились. Один из них, видимо пришедший последним, обошел своих товарищей и вышел вперед. На нем была лихо сдвинутая на затылок кубанка. За пояс был заткнут топор. В одной руке он держал лопату, в другой толстый моток веревки. В губах солдат перекатывал потухшую самокрутку. Он ухмыльнулся, хитро щурясь, быстрым взглядом окинул солдат в колонне и громко, так, чтобы всем было слышно, сказал: