— Талос.
По голосу эльдарки пророк понял, что та улыбается. Удивительно, но в веселье ксеносовской девы не было и тени злобы или насмешки.
— Тебе нечего стыдиться, человек. Все умирают.
Пророк упал на одно колено. Из трещин его доспеха сочилась кровь, а вместо слов изо рта вырвался болезненный стон. Единственное, что он ощущал сейчас, — это железистую вонь собственных ран.
Женщина приблизилась. Ее дерзость дошла до того, что она положила серповидный наконечник своего копья на наплечник раненого воина.
— Я говорю только правду, пророк. Тебе незачем стыдиться этой секунды. Ты можешь гордиться уже тем, что продвинулся так далеко.
Талос снова сплюнул кровь и прошипел два слова:
— Валас Моровай.
Убийца склонила голову, глядя на него сверху вниз. Гребень ее шлема из черных и красных волос намок под дождем, и пряди прилипли к смертной маске. Она выглядела словно утопающая женщина, беззвучно кричащая из-под воды.
— То, что вы бормочете в свой смертный час, порой остается мне непонятным, — произнесла она. — Ты сказал… «Первый Коготь», да?
Слова прозвучали невнятно из-за ее чужеродного акцента.
— Они были твоими братьями? Ты взываешь к мертвым в надежде, что они все еще могут спасти тебя?
Отяжелевший клинок выпал из его пальцев. Пророк смотрел на меч, лежавший на черном камне и омываемый потоками дождя: золотой и серебряный, сияющий так же ярко, как в тот день, когда достался ему.
Талос медленно поднял голову и взглянул в лицо своему палачу. Дождь смывал кровь с его лица. На губах остался привкус соли, и в глазах защипало. Интересно, она все еще улыбалась там, под маской?
Стоя на коленях на верхушке стены заброшенной крепости своего легиона, Повелитель Ночи расхохотался.
Но ни его смех, ни грохот бури не смогли заглушить низкий рев двигателей. Катер — черно-синий и зловещий — с воем вырвался из-за стены. Дождь серебряными струями лился с его корпуса, очертаниями напоминавшего хищную птицу. Боевая машина поднялась над зубцами. Турели штурмовых болтеров повернулись и навелись на цель с механическим лязгом — сладчайшей музыкой, когда-либо ласкавшей слух пророка. Талос все еще смеялся, когда «Громовой ястреб» завис над стеной на собственном тепловом выхлопе. Тусклый свет из рубки очертил две фигуры внутри.
Эльдарка уже двигалась. Она превратилась в черное пятно, зигзагами несущееся сквозь потоки дождя. Под ногами ее расцвели венчики разрывов. Ураган снарядов обрушился на каменную кладку. Осколки посыпались градом.
Только что убийца мчалась по парапету, а уже в следующую секунду она просто-напросто исчезла, растворившись в тенях.
Талос не стал подниматься на ноги. Пророк даже не был уверен, удастся ли ему это. Он закрыл единственный уцелевший глаз. Второй превратился в слепой и кровоточащий комок боли, и с каждым биением двух сердец от него в глубь черепа шла глухая пульсация. Бионическая рука, дрожащая от повреждений суставов и нервных соединений, активировала вокс на вороте доспеха.
— В следующий раз я послушаюсь тебя.
Сквозь оглушительный рев двигателей вертикального взлета прорвался голос, доносящийся из внешних динамиков катера. Помехи лишили слова всякого выражения.
— Если мы не выйдем из боя сейчас, следующего раза не будет.
— Я велел тебе уходить. Я отдал приказ.
— Господин, — затрещали динамики в ответ, — я…
— Убирайся, будь ты проклят!
Когда Талос взглянул на корабль в следующий раз, две фигуры стали видны более четко. Они сидели рука об руку в пилотских креслах.
— Я официально извещаю, что ты больше не состоишь у меня на службе, — скороговоркой передал он по воксу и снова расхохотался. — Уже во второй раз.
Но катер остался на месте. Двигатели жутко ревели, омывая бастионы волнами раскаленного воздуха.
На сей раз сквозь хрип вокса прорезался женский голос:
— Талос.
— Бегите. Бегите как можно дальше отсюда и от этого мира, несущего одну смерть. Бегите в последний город и садитесь на первое же судно, покидающее планету. Империум приближается. Они станут залогом вашего спасения. Но помните о том, что я сказал. Все мы — невольники судьбы. Если Вариилу удастся вырваться живым из этого безумия, однажды он придет за ребенком. Неважно, как далеко вы убежите.
— Возможно, он никогда нас не найдет.
Смех Талоса наконец-то утих, хотя пророк продолжал улыбаться.
— Молитесь о том, чтобы не нашел.