— Ну-ну…
— Как бы то ни было, сир, есть смысл уладить дело мирно. Ведь, по большому счету, нам требуется единственно голова Ааля, так?
Старик, смутившись, замешкался с ответом. Шагалан нахмурился:
— Мне нужно ваше слово, сир. При сдаче люди не подвергнутся насилию, а лагерь — жестокому разграблению.
— А если… не жестокому?
— Припасами мы, несомненно, воспользуемся. Но ни грязи, ни крови. Вы уймете своих удальцов.
— Пусть так, брат. В конце концов, если эти люди и впрямь ничего не ведали о предательстве Ааля… они смогут влиться в ватагу, укрепить ее. Только проверить как следует всех… Кстати, а куда девать твоих пленников?
— Мальчишка — сын того липового кузнеца. После гибели отца держать его рядом опасно, а знает он немного. Полагаю, допросим да выгоним взашей. Второй — эмиссар Гонсета, тут беседовать придется вдумчиво и долго, а затем, очевидно, в петлю. Да, поблизости находится деревушка, где вроде должен сидеть еще один подобный ловкач. Хорошо бы тоже выудить. Пользы не бог весть сколько, зато лишний раз наступим Гонсету на мозоль.
— Дело доброе. А третий? Бархат, помнится?
— Ну, здесь не решусь, сир, что посоветовать, — помолчав, ответил Шагалан. — С одной стороны, он явный изменник, негодяй и ставленник мелонгов. Вместе с тем, так или иначе, рассказывал все довольно искренне. За нынешние откровения дорога назад ему закрыта, а человек он умный, хитрый и опытный. Способен быть полезным.
— Это верно, брат. Главное, не захочет ли в один прекрасный день твой хитрец выкупить прощение ценой наших голов?
— Есть и риск, не спорю.
— Ладно. — Сегеш махнул рукой. — Подержим пока у себя, присмотримся.
На подходе к лагерю Ааля отряд притих, насторожился, однако подкрадываться оказалось бессмысленно: селение гудело разворошенным ульем. Небо озарялось светом множества костров и факелов, а над зубцами частокола густо темнели силуэты разбойников. Шагалан первым выпрямился во весь рост, чертыхнулся:
— Подняли-таки тревогу, стервецы. Растягивайте людей по линии зарослей, сир. Особо не прятаться, пусть в лагере поймут расклад сил. Но и на рожон не соваться.
В подтверждение его слов от частокола прилетело несколько стрел, которые, впрочем, завязли в ветвях. Самые нетерпеливые из повстанцев выстрелили в ответ. Успеха это также не имело, зато вызвало в лагере новый всплеск шума. Подобное бездеятельное противостояние длилось довольно долго. Разбойники в волнении ежеминутно ожидали штурма, метались вдоль стены, пытаясь то обстреливать неприятеля, то затевать с ним разговор. Повстанцы, получившие четкий приказ, не отвечали ни на то ни на другое. Наконец прибыл вестник от Шурги, обложившего лагерь слева, а затем — и от Джангеса. Им оказался Кабо.
— Недурной бастион сварганил ваш Ааль, — заметил он. — Со всех сторон равно мощный. Правда, заросли у нас поближе подступают, там атаковать легче. Джангес начал вязать что-то вроде лестниц, через часок смастерят.
— Терпеть? — Сегеш покосился на Шагалана.
— Делать нечего, сир, — отозвался юноша. — Переговоры можно, конечно, заводить хоть сейчас, но если они сорвутся… Я бы, пожалуй, попробовал овладеть воротами, только это сразу должен поддержать общий натиск. Пусть все ладят оснастку для штурма, и у Шурги, и у нас здесь. А осажденным не вредно еще малость понервничать.
После того как вокруг лагеря заколыхалось облако огоньков и застучали десятки топоров, состояние разбойников и впрямь не улучшилось. В голосах, перекликавшихся на частоколе, послышались явные нотки паники. Когда подготовка уже близилась к концу, ворота скрипнули, из образовавшейся щели появились двое. Неуверенно вышли на открытое место, остановились, подняли руки, показывая, что не вооружены.
— Не стреляйте! — гаркнул в темноту один. — Давайте потолкуем сперва!
— Куля, — признал разведчик кричавшего. — Основательный мужик, не захотел, видать, драться непонятно с кем. Мы готовы к атаке, сир? Придется завершать на ходу. Я пока вылезу, поговорю, а вы подзовите Опринью с Эрколом.
Люди продолжали медленно двигаться от ворот к кустам, то и дело оглашая окрестности воплями. От линии замерших на страже повстанцев выступил из зарослей Шагалан. Узрев его, переговорщики встали как вкопанные, потребовалось идти к ним еще несколько шагов.
— Здорово, Куля! — безмятежно поприветствовал юноша, опершись на древко глефы. — Частенько с тобой сегодня беседуем, не находишь?
— Ты?… — Разбойник как-то сразу посмурнел. — Я мог бы и предвидеть что-то похожее. Расспросы, недомолвки… Неласково ты отплатил за хлеб и кров, парень.
— Не пытайся меня совестить, дядя, — бесполезное занятие. Зачем пришли? Сладиться миром? Вот и принимайтесь. Кто с тобой?
— Маглис. — Куля кивнул в сторону косматого мужика, взиравшего на юношу с нескрываемой враждой. — Самого атамана доверенное лицо.
— Ааля? Плохо же у бедняги теперь с приближенными. А кто ж тогда тебя, Куля, отправил?
— От общества я, выборный. Лучше вот скажи, что с тобой, парень, за люди явились? У нас всякое разное бают.
— О том ни к чему домыслы строить — вокруг вас «армия Сегеша». Слыхал о такой?
Разбойник промедлил, прежде чем ответить:
— Наслышаны, как же. Правда, слухи бродили, сложил старик Сегеш свою буйну голову. Мелонги-де умучили… Врут, выходит?
— У вас кто-нибудь знает Сегеша в лицо? — подстегнул разведчик беседу.
— Было у него под началом несколько наших, еще при Восстании. И мне однажды видеть довелось.
— Тогда позже отведу к Сегешу, убедишься.
Куля в нерешительности пожевал бороду:
— Ну, допустим… И чего же надобно здесь славному атаману? Чем мы его прогневили?
— Сегеш пришел поквитаться с теми, кто выдал его мелонгам. Слава богу, сыскалось чудо, вырвавшее узников на свободу, но мести никто не отменял.
— А при чем тут мы-то?
— Предатели из этого лагеря. С большинством уже нынче рассчитались, остался последний.
Куля не осмелился спросить имя, но по испуганным глазам было ясно, что он догадался.
— Ааль, — подтвердил юноша.
— Брешешь ты все! — глухо рыкнул Маглис, набычившись. — Наговариваешь.
— Дело щекотливое, парень, — придержал товарища Куля. — Такими серьезными обвинениями запросто не кидаются.
Шагалан холодно кивнул:
— Получите и доказательства. Только зачем повторять их многократно? Я намерен прийти в лагерь и рассказать обо всем ватаге.
— Кто ж тебе поверит, щенок? — ярился Маглис.
— Со мной люди, которым вы верите больше. Не так ли, Куля?
— Это… Опринья? — осторожно спросил разбойник. — Он жив?
— Жив и здоров.
— А остальные? Бархат? И ушедшие с Ряжем?
— Ряж мертв, как и те из его подручных, кто не успел вовремя улизнуть. Бархат схвачен. Можете видеть, драка разворачивается совсем не шуточная. И вам в ней не устоять.
— У нас достанет железа намотать на него ваши гнилые потроха! — рыкнул Маглис.
— Уйми своего приятеля, Куля, — поморщился юноша. — Вокруг лагеря силы, втрое превышающие ваши. Лучших из бойцов Ааля они перебили почти без потерь. Потому не обольщайтесь.
Куля наклонился к спутнику и начал что-то горячо шептать ему на ухо. Тот лишь зло ворчал.
— Так вы примете меня в лагере? — выждав немного, надавил Шагалан. — Или сразу приступим к кровавой потехе?
— Кровь лить — работа нехитрая, — заторопился с ответом Куля. — Никогда не опоздаешь. А насчет поговорить… Ну, коли храбрости в избытке — приходи, пропустим. Только, чур, без оружия! Больно уж вас… сударь, нахваливают как искусного бойца, кое-чему я и сам…
Разведчик усмехнулся:
— Могу и без оружия. Со мной будут еще двое-трое.
— Согласен.
— А как поглядит на это Ааль?
— Атаман — человек уважаемый и влиятельный, — чуть приосанился разбойник, — но в вольных ватагах исстари решающее слово всегда за сходом. Здесь не баронская дружина. Вожаки меняются, народ остается. И от имени схода я ваше предложение, сударь, принимаю.
— Договорились. Теперь прогуляемся, посмотришь на живого Сегеша.
Куля смутился, махнул рукой:
— Да чего там, верю… Сказать по совести, я и видал-то его издалече, где уж в лицо опознать.
Коротко раскланявшись, переговорщики разошлись. Разбойники поспешили в приоткрытые ворота, Шагалан — обратно к друзьям.