Брошюра была издана в феврале 1922 года, одновременно в Берлине и Москве, тиражом 20 тысяч экземпляров, а опубликована также в берлинской газете «Новый мир» и московской — «Известия». Насыщенная пристрастно подобранным фактическим материалом о деятельности социалистов-революционеров, она получилась убойная в самом прямом смысле — многие из упомянутых в ней люди вскоре сложили голову на эшафоте красного правосудия. Предварялась она письмом в ЦК РКП(б) от 5 декабря 1921 года, в котором Семёнов излагал мотивы написания книги: «разочарование в деятельности эсеров», приход к мысли «о необходимости открыть тёмные страницы прошлого п.с. — р», а так как эсеры представляют собой реальную силу, могущую «сыграть роковую роль при свержении Советской власти», то нужно их разоблачить перед лицом трудящихся. На переписанном варианте рукописи брошюры (в следственных делах по процессу) имеется датированный 3 декабря 1921 г . чернильный автограф: «Читал И. Сталин. Думаю, вопрос о печатании этого документа, формах его использования, и, также, о судьбе (дальнейшей) автора дневника должен быть обсужден на ПБ (Политбюро). И. Сталин» (Фейга Хаимовна Каплан // Фанни Каплан или кто стрелял в Ленина. Сборник документов. Казань, 1995. С.19.).
С момента выхода «Военной и боевой работы социалистов-революционеров» Семёнов полностью раскрылся как большевистский агент в эсеровском стане. В общем, обезопасился разведчик грамотно, придраться к заказному характеру книги формально было невозможно. Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Естетвенно, она не способствовала установлению мира между вчерашними соседями по царским тюрьмам и сибирским ссылкам — вражда между большевиками и эсерами вспыхнула с еще большим ожесточением. Едины они были только в отношении к Семенову: автора возненавидели все разом, не только эсеры, но и большевики, которые, как вчерашние подпольщики, воспитанные на жёстких правилах конспирации и взаимовыручки, органически не принимали предательства.
Этим и объясняется столь нелестный отзыв Виктора Шкловского о Семенове. Шкловский, которого экс-товарищ по партии также не обошёл своим вниманием, быстро сориентировался и сразу после публикации брошюры повторил известный подвиг Ленина — ушёл по льду Финского залива из Петрограда в Финляндию, благо граница в ту пору находилась под Сестрорецком. В письме родственнику от 22 марта 1922 года он, разгневанный, сообщил, что собирается писать книгу о 1918-1921 годах: «борьба с большевиками (подпольная) в противовес, что ли, брошюре Г. Семёнова». И написал. Книга называется «Сентиментальное путешествие», где Семёнов показан в самом незавидном ракурсе — впрочем, вряд ли справедливо, ибо гнев — плохой соавтор.
Естественно, столь ценного агента не стали бы раскрывать ради сомнительного удовольствия еще больше стравить большевиков и эсеров. Незадолго до выхода (но уже после написания) книги, 28 декабря 1921 года, пленум ЦК РКП(б), после доклада Дзержинского, постановил предать суду Верховного трибунала Центральный комитет партии эсеров, обвинив их в контрреволюционной деятельности, совершении террористических актов против Ленина, Володарского и Урицкого. Этот шаг необходимо было обосновать, и через месяц, 21 января 1922 года, Политбюро ЦК поручило заместителю председателя ГПУ И. С. Уншлихту принять меры, «чтобы известная ему рукопись вышла за границей не позже, чем через 2 недели».
Вскоре покаянные мемуары Семёнова были напечатаны в Берлине, а 28 февраля, сразу вслед за выходом книги, «Известия ВЦИК» опубликовали информацию о состоявшемся накануне заседании президиума ГПУ, на котором было решено предать открытому суду Верховного революционного трибунала арестованных лидеров социал-революционной партии. Там же было сказано: «ГПУ призывает гражданина Семёнова и всех с. — р., причастных к деяниям этой партии, но понявших её преступные контрреволюционные методы борьбы, явиться на суд над партией социалистов-революционеров».
Чекистское следствие над эсерами было завершено 21 марта. 23 марта на заседании Политбюро ЦК РКП(б) в присутствии Каменева, Сталина, Троцкого, Молотова, Калинина, Цюрупы и Рыкова, по инициативе ГПУ (докладчик Уншлихт) рассматривался вопрос о подготовке процесса над эсерами. Было решено: «Назначить для фактического начала процесса с. — р. срок не позднее чем через месяц».
На том же заседании Политбюро по инициативе ГПУ обсуждался и вопрос о книге Семёнова. В ней «раскаявшийся» руководитель эсеровских боевиков приводил сенсационные подробности участия своей боевой группы в убийстве Володарского, покушении на Ленина и подготовке убийства председателя Петроградской ЧК Урицкого. Но, поскольку Урицкого застрелил петроградский поэт Леонид Канегиссер, в партии эсеров не состоявший, Семёнов вынужден был ограничиться рассказом о слежке членов боевой группы за Урицким, а также Зиновьевым и Троцким. Такая откровенная «сдача» бывших товарищей по партии была воспринята основной массой большевиков как действие аморальное. Для подготовки судебного процесса общественное мнение следовало откорректировать. Уншлихт огласил на заседании докладную записку следующего содержания:
«В связи с брошюрой тов. Семёнова для ряда товарищей, имеющих общее с ним прошлое, а теперь находящихся в наших рядах или работающих фактически как коммунисты, создалось совершенно невыносимое положение. Как в среде, близкой к с. — р., так и в обывательской среде, не способной понять всей глубины переживаний этих товарищей, отношение к ним неизбежно выливается в самой омерзительной форме. Для мещанской психологии они являются авантюристами, убийцами, взломщиками, „тёмными личностями“. Для психологии, связанной с с. — р. работой людей, и для самих с. — р. они к тому же ренегаты, предатели и провокаторы. Для ГПУ моральная чистота побуждений этих т.т. вне сомнения. ГПУ, учитывая невыносимую обстановку, создавшуюся в жизни товарищей, считает необходимым, чтобы в партийной среде они нашли бы полное понимание и нравственную поддержку. Между тем, благодаря слабой осведомлённости партийных масс, а также благодаря наличию в партии элементов с мещанской психологией, уже были случаи, когда вместо поддержки товарищей они встречали такое же отношение, как во враждебной нам или обывательской среде. ГПУ просит ЦК РКП издать специальный циркуляр, разъясняющий обязанности членов партии — выходцев из других партий в отношении борьбы с контрреволюцией, и дающий общие указания об отношении партии к роли Семёнова, Коноплёвой и др. ГПУ просит ЦК РКП применять в отношении мещански мыслящих элементов партии, проявляющих враждебное отношение к б. с. — р., решительные меры».
По данному вопросу Политбюро постановило: «1. Поручить Оргбюро составить циркуляр, согласно приложению т. Уншлихта; 2. Поручить т.т. Преображенскому и Ярославскому написать статьи относительно Семёнова. О характере и тоне статей переговорить с т. Троцким». Разъяснительная работа была проведена на должном уровне. А Семёнов тем временем готовился к процессу над эсерами, который начался 8 июня 1922 года. На суде «раскаявшиеся эсеры», давшие ценные свидетельские показания, были, в основном, сотрудниками военной разведки. Причём, связаны они были не только ведомственными и партийными, но и семейными узами!
В своей книге Семёнов подробно рассказал о подготовке покушения на Ленина. «Особое значение я придавал в тот момент убийству Троцкого, считая, что это убийство, оставив большевистскую армию без руководителя, значительно подорвет военные силы большевиков… Покушение на Ленина я расценивал как крупный политический акт…».
Соратница Семёнова по Регистрационному отделу РВС Юго-Западного фронта Лидия Васильевна Коноплёва в прошлом состояла в Центральной боевой группе ПСР. Ранее она вместе с Семеновым была в архангельской ссылке, затем они оба работали в Петроградском комитете ПСР. В 1920 году она находилась на подпольной работе в Крыму, и с 1921 года, после недолгой работы в Наркомпросе, вновь служила в Региструпре Штаба РККА. Семенов описал, как вместе с Коноплёвой отравлял ядом кураре пули, которыми стреляли в Ленина, на суде Коноплёва это подтвердила. На вопрос, почему же яд не подействовал, оба свидетеля ответили, что не знали о свойстве кураре терять свои качества при высокой температуре. Заключение эксперта, профессора химии Д. М. Щербачёва, о том, что высокая температура не разрушает подобные яды, не было принято во внимание, равно как и протесты ряда эсеров, заявивших о своём незнакомстве с Каплан и отрицавших её членство в их партии. Позже академик Б. В. Петровский, изучавший историю болезни Ленина, подтвердил: никаких отравленных пуль не было — кураре, даже в незначительной дозе, блокирует дыхательный центр; попади в кровь Ильича хоть малая частица яда, он скончался бы на месте. История с кураре сомнительна и, вполне возможно, придумана для усиления драматического эффекта. Впрочем, не стоит забывать, что покушение-то было непридуманным!