…В тот же день вечером Булавин зашел к Доронину на квартиру. Сергея дома не оказалось.
— Где бы мне разыскать его, Елена Николаевна? — спросил он мать Доронина.
— Не сказал он мне ничего, — ответила Елена Николаевна и добавила, улыбаясь: — Думается мне, однако, что у Рощиных.
«Это даже, пожалуй, к лучшему, — решил Булавин дорогой, направляясь к дому Рощиных. — Не мешает и с Петром Петровичем посоветоваться. Да ведь и дочка его, Анна Петровна, — лучший диспетчер на участке. Может быть, и она что-нибудь подскажет…»
Двери Булавину открыл сам Петр Петрович.
Указывая дорогу, он проводил Булавина в просторную комнату, в которой за большим столом, склонившись над какими-то чертежами, сидели Сергей и Анна. Они были настолько увлечены своим занятием, что даже не заметили прихода Булавина.
— Добрый вечер, друзья! — громко произнес Евгений Андреевич, переступая порог комнаты.
— А, Евгений Андреевич! — удивленно воскликнул Сергей, подымаясь из-за стола.
Встала и Анна.
— Здравствуйте, Анна Петровна! — Булавин протянул ей руку и спросил, кивнув на стол: — Что это вы бумаги столько извели? Какие стратегические планы решаете?
— Наши транспортные оперативные задачи обсуждаем, товарищ майор, — ответила Анна. — Да вам это вряд ли интересно.
— Почему же? — улыбаясь, спросил Булавин. — Меня как раз именно это и интересует. Любопытно послушать ваши замыслы.
Сергей с Анной смущенно переглянулись.
— Решили мы, понимаете ли, график движения поездов пересмотреть, — сказал наконец Сергей. — Уплотнить его немного. Вот прикинули пока приблизительно, и то получается большое сокращение во времени на каждом рейсе. Правда, Аня?
Анна утвердительно кивнула головой и заметила:
— Мне думается, что если собраться диспетчерам и машинистам и обсудить сообща такой уплотненный график, можно было бы почти вдвое увеличить оборот паровозов и, следовательно, вдвое больше перевезти грузов.
— А если к тому же водить тяжеловесные поезда, — добавил Сергей, — можно перевезти грузов еще больше. Сейчас, когда такая нужда в паровозах, мы вполне могли бы обеспечить теперешний грузопоток половиной нашего паровозного парка, а остальные локомотивы можно было бы отправить туда, где в них большая потребность.
До поздней ночи просидел Евгений Андреевич с Сергеем, Анной и Петром Петровичем, обсуждая возможности увеличения перевозки военных грузов, а когда возвращался домой, на душе у него было легко не только потому, что он нашел наконец решение трудной задачи, но и потому еще, что решение это подсказал ему сам народ, труд и жизнь которого он призван был оберегать.
В эту ночь Евгений Андреевич долго не ложился спать. Он включил радиоприемник и настроил на волну одной из московских станций. Сильные аккорды рояля наполнили комнату. Они звучали властно, настойчиво, полные несокрушимой воли. Их тотчас же подхватывала могучая волна звуков оркестра. Сначала Евгению Андреевичу казалось, будто оркестр лишь повторяет мелодию вслед за роялем, но, прислушавшись, он ясно почувствовал, что музыкальная тема звучит в оркестре ярче, красочнее, выразительнее. Оркестр не только поддерживал четкий, мужественный голос рояля — он придавал ему величие, сливаясь с ним в мощный, торжественный гимн.
«Как хорошо! — взволнованно подумал Евгений Андреевич. — Чайковский, наверное…»
Чем больше прислушивался он к звукам симфонии, тем полнее сливались они с его собственными чувствами и мыслями. Даже когда утихло все и диктор объявил перерыв, взволнованный Евгений Андреевич долго еще продолжал ходить по комнате.
Он думал о том, как трудно было бы ему работать без народа, без его чуткости, без его зоркости. Как близорук и беспомощен был бы он со своим маленьким штатом, как много труда и времени пришлось бы тратить на все, как много совершать ошибок, мучительно искать ответов на сложные вопросы! И как одиноки, в сущности, контрразведки всех буржуазных государств, несмотря на свой многочисленный и хорошо вышколенный аппарат. Где черпать им силы в борьбе, если они окружены чужой им и даже зачастую враждебной стеной своего же народа?
Усевшись за стол, Булавин расстегнул воротник кителя, достал бумагу и торопливо стал писать жене. И хотя нельзя было рассказать ей всего, что он делал и собирался сделать, она должна была понять все-таки по тону его письма, что он очень доволен чем-то и что ему, наверное, удалось найти решение какой-то очень трудной и очень важной задачи.
Письмо Глафиры Добряковой
Спустя два дня в партийном комитете паровозного депо состоялось совещание стахановцев: машинистов, вагонников, эксплуатационников и путейцев. Присутствовали на нем также начальник паровозного депо, начальник станции и майор Булавин. О проекте нового, уплотненного графика движения поездов докладывала Анна Рощина.
Поздно ночью Евгений Андреевич Булавин в хорошем настроении вернулся в свое отделение. Пришло наконец долгожданное письмо на имя тети Маши от Глафиры Добряковой. Его доставили майору с почты еще сегодня днем, и капитан Варгин вот уже более двенадцати часов трудился над его дешифровкой.
Приказав дежурному вызвать капитана, Булавин прошел в свой кабинет. Торопливо просмотрев пакеты с вечерней секретной почтой, вскрыл конверт с грифом, означавшим совершенную секретность корреспонденции, и с интересом стал читать ее. К приходу капитана Варгина майор успел дважды перечитать сообщение, подписанное полковником Муратовым.
Взглянув на бледное, с темными кругами под глазами лицо капитана, Булавин произнес:
— У вас очень усталый вид, Виктор Ильич. Похоже, что вы не высыпаетесь.
— Бессонница, товарищ майор.
— Знаю я эту бессонницу, — усмехнулся Булавин. — Безуспешно анатомируете письмо, пришедшее в адрес тети Маши?
— Так точно, товарищ майор, — смущенно улыбнулся капитан. — По виду самая обыкновенная переписка двух сестер, а ведь быть того не может, чтобы в письме Глафиры Добряковой не было какого-то тайного смысла, раз в ее адрес посылает Гаевой свои шифровки. Однако ж пока зацепиться не за что.
Майор снова посмотрел на Варгина и строго произнес:
— Вот что, товарищ капитан: распорядитесь-ка, чтобы немедленно запросили у полковника Муратова разрешение на мой выезд к нему для срочного доклада, и немедленно отправляйтесь спать. И учтите: это не совет, а приказ. Я знаю, вы уже которую ночь не спите, а для разгадки шифров нужна свежая голова.
— Но как же все-таки быть с письмом? — удивился Варгин. — Ведь утром оно должно быть доставлено Марии Марковне. Нельзя держать его у нас так долго. Это может показаться подозрительным Гаевому, так как он, наверное, знает, сколько времени идут к нам письма из области.
— Оно и будет доставлено Марии Марковне завтра утром, — спокойно заметил майор, еще раз пробегая глазами сообщение полковника Муратова.
— Без расшифровки?
— Нет, мы расшифруем его.
— Кто же сделает это, если я буду спать? — Варгин устало потер ладонью лоб, на котором резче обозначились две глубокие морщины.
— Вы же.
Капитан удивленно посмотрел на Булавина:
— Да, кажется, я в самом деле заработался — ничего понять не могу.
— Попробую вам помочь, — улыбнулся Булавин. — Только что получил очень важное сообщение от полковника Муратова. Ему удалось выяснить, что адресат Марии Марковны — ее родная сестра, но к вражеской агентуре она не имеет никакого отношения.
— Так в чем же дело?
— А вы не перебивайте и слушайте дальше. Сестра Марии Марковны, Глафира Марковна Добрякова, престарелая вдова, действительно живет в собственном доме с замужними дочерьми и внучками, как и сообщил нам об этом Семен Алехин. К тому же почти ежедневно навещают ее многочисленные племянники и племянницы. Нет сомнения, что кто-то из них является вражеским агентом.
— Какой же вывод следует из всего этого? — спросил Варгин, предлагая майору папиросы.