И тогда майор Петров подумал, что это неожиданное убежище станет его могилой. Не выбраться ему отсюда.
Глава пятая
КУРТ КОХ ЗАВОДИТ ЗНАКОМСТВА
Небрежной походкой, засунув руки в карманы щеголеватой шинели, ранним утром идет по городу обер-лейтенант интендантской службы Курт Кох. На приветствия встречных солдат лишь кивает головой, не вынимая рук из карманов. А офицеров в этот ранний час на улицах нет, спят еще господа офицеры. Неожиданно у подъезда штаба Курт Кох встретил Вадлера. Вытянулся, четко поприветствовал подполковника. Вадлер лениво ответил на приветствие. Неприязненно взглянул на свеженького обер-лейтенанта. Ишь интендантишко. Тянется. Вот у кого спокойная жизнь. Спал небось всю ночь с какой-нибудь девкой. Одеколоном так и разит. Сапоги начищены до зеркального блеска, шинелька как влитая сидит. Выбрал, видимо, на складе. Как же, он там полновластный хозяин.
А он, Вадлер, смертельно устал. Ну и орал же вчера Розенберг, когда узнал о провале операции по поимке Петрова. Все рухнуло. Не сегодня-завтра жди отставки. Собачья жизнь…
Вадлер поежился, медленно пошел дальше. Выпить бы сейчас и, как в яму, провалиться в сон.
Встреча с обер-лейтенантом почему-то оставила неясное чувство тревоги. В чем дело? Вадлер пытался поймать ускользавшую мысль, это далось ему с трудом. Ага, он знает всех офицеров гарнизона в лицо. Этого же интендантишку видит в первый раз. Значит, он или в командировке здесь, или вновь прибывший. Надо выяснить. Только позже, позже. Сейчас спать.
Офицеры интендантского управления имели все основания утверждать, что обер-лейтенант Курт Кох человек в высшей степени общительный и беззаботный. На третий или четвертый день своего приезда в Приморск он заявил, что приглашает всех офицеров отдела в ресторан. Дескать, надо же отметить приятное знакомство.
Заняли три столика. Курт Кох не скупился (офицеры пришли к единому мнению, что Курт Кох к тому же ловкач, и в Виннице, откуда он прибыл, видимо, погрел руки на казенном добре).
А к концу вечера получилось так, что за тремя столиками пили чуть ли не все находившиеся в ресторане. Курт Кох, сияя всем своим румяным лицом и веселыми голубыми глазами, подходил с бокалом к соседним столикам и, проливая вино, — опьянел он после первых же рюмок и довольно сильно — приглашал дорогих господ офицеров выпить за здоровье фюрера, великую Германию и за победу ее над этой варварской Россией. И еще за знакомство, за приезд его, Курта Коха, в край «полуденного солнца». Болтал он много, и речи не очень умные, но что возьмешь с пьяного. Тем более, что и другие офицеры армии великого фюрера были изрядно на взводе.
У этого пройдохи Курта незаурядный дар заводить знакомства. Причем самые нужные знакомства. К концу вечера он уже был на ты с двумя офицерами из штаба Розенберга, а с адъютантом Вадлера, Бергером, вышел из ресторана вместе. Перед этим они, отойдя в сторонку, о чем-то долго шептались. Бергер алчно сверкал глазами. А Кох, придерживая его за пуговицу мундира, слегка покачиваясь, что-то говорил, наверное, уговаривал.
Вообще-то немецкие офицеры относились к своим союзникам с презрением, которого не находили нужным даже скрывать. Но с присутствием Бергера вынуждены были мириться. Во-первых, он был племянником какого-то румынского магната, приближенного к королю Михаю, во-вторых, за счет его можно было иногда поживиться, так как богатый дядя не отказывал в средствах своему любимому племяннику. Кроме того, Бергер был весьма ловок по части всяких денежных махинаций, через него можно было сплавить награбленное золото, получить деньги под заклад и т. д. Это заставляло господ немецких офицеров закрывать глаза на многое. В частности, ходили слухи, что немецкую фамилию состоятельный румын приобрел за крупную взятку. Сам Бергер говорил, что фюрер разрешил ему носить фамилию матери. Этой версии мало кто верил, но вслух не опровергал никто.
О чем Курт говорил с Бергером, осталось для всех секретом, но во всяком случае ясно было, что не о займе шла речь. Потому что Бергер, хотя и выручал господ офицеров, но делал при этом довольно-таки кислую мину, а сейчас вон как глаза сверкают. Видно, поживой запахло.
В увеселениях офицеров местного гарнизона Курт Кох участвовал редко и только до тех пор, пока веселье не переходило в разгул, оргию, когда появлялись раскрашенные, разнузданные девицы и начиналось что-то дикое.
А когда его спрашивали, почему он пропускает «самое интересное», он, совершенно не скрывая брезгливости, отвечал, что подобные «массовые увеселения» его не устраивают. Он, конечно, не против девочек и очень даже не против, но как-то все это должно быть… — он мялся, подбирая, видимо, какие-то нужные слова, и не находил их.