Размышления Анны прервал шум репродуктора. Она насторожилась.
— Докладывает Майская, — раздался голос. — Тринадцать двадцать два прошел без остановки. В середине состава над тележкой цистерны заметили поездного вагонного мастера. Он привязал себя чем-то к раме цистерны и на ходу ремонтирует буксу.
— Поняла вас! — радостно отозвалась Анна и выключилась из линии связи, облегченно вздохнув. Бледное лицо ее начало медленно розоветь.
В ожидании
Весь день майор Булавин ломал голову, размышляя о том, что могло быть известно Гаевому о стахановском лектории. То ему казалось, что Гаевой не придает лекторию большого значения, то вдруг начинали одолевать сомнения: не догадывается ли Гаевой кое о чем?
Но о чем именно мог он догадаться? По просьбе майора Булавина, новый уплотненный график был строго засекречен. Никто, кроме узкого круга должностных лиц, не должен был знать о весе и интенсивности движения поездов через станцию Воеводино. Мог ли Гаевой в таких условиях разведать истинное положение вещей? Мог ли он допустить, что стахановский лекторий, задуманный для передачи опыта передовых машинистов-тяжеловесников, даст столь положительный результат? Считал ли он местных машинистов-стахановцев в состоянии обеспечить сильно возросшую перевозку военных грузов, не увеличивая паровозного парка?
Вот о чем напряженно размышлял майор Булавин, когда Варгин вошел к нему с докладом.
— Как обстоит дело с письмом Добряковой? — нетерпеливо спросил майор. — Доставили его Марии Марковне?
— Так точно, товарищ майор. Письмо уже на квартире тети Маши.
— Значит, Гаевой прочтет его, как только вернется со службы?
— Надо полагать.
Помолчали. Майор медленно заводил ручные часы, капитан рассеянно крутил в руках пресс-папье. За окном, сотрясая здание, тяжело прогромыхал паровоз. Замелькали вагоны длинного состава, ритмично постукивая на стыках рельсов. Зябко вздрагивали стекла на окнах в такт этому стуку.
— Скажите, а вы не спрашивали у комсомольца Алехина, — прервал затянувшееся молчание Булавин, — какого мнения Гаевой о Сергее Доронине?
— Был у нас разговор по этому поводу, — встрепенувшись, ответил Варгин, ставя пресс-папье на место. — Не очень-то лестного мнения, оказывается, Гаевой о Сергее Ивановиче. Чуть ли не карьеристом его считает. — Варгин слегка замялся и добавил, улыбаясь: — Полагает этот субъект, что из-за Анны Рощиной ставит Сергей Доронин все свои рекорды.
— Как же это понять, однако? — удивленно пожал плечами Булавин. — Выходит, значит, что машинист Доронин, уподобясь средневековому рыцарю, посвящает трудовые подвиги только даме своего сердца и ни о каком патриотизме и социалистическом отношении к труду тут и помину нет?
— Да уж где Гаевому допустить такое! — презрительно усмехнулся Варгин.
Пройдясь несколько раз по комнате, Булавин приказал:
— Необходимо в эти дни ни на минуту не выпускать Гаевого из поля зрения.
— Я уже продумал этот вопрос, товарищ майор, и принял все необходимые меры, — ответил Варгин и, помолчав, добавил: — Хуже нет этой неопределенности!..
— Будем надеяться, что ответ Гаевого разрядит обстановку, — заметил Булавин. — А с ответом он не заставит нас долго ждать.
Четыре тысячи тонн
На станции было совсем уже темно, когда Сергей Доронин с Алексеем Брежневым вышли от дежурного по депо станции Низовье. Сквозь затемненные стекла депо не проникало ни одного луча света, только цветные точки на семафорах да матовые пятна стрелочных фонарей проступали из темноты. Едва Сергей и Алексей отыскали свой паровоз на запасных путях, как к ним, запыхавшись, подбежал дежурный по станции, прикрывая фонарь полой шинели.
— Товарищ Доронин, выручайте, — проговорил он, едва переводя дыхание.
— А что такое?
— Соседнюю станцию бомбят, а мы уже по опыту знаем, что на обратном пути остаток бомб фашистские стервятники на нас сбросят. Выручайте. Сами, наверно, видели, как станция забита. Помогите разгрузить.
— Все, что только в силах будет, сделаем, Антон Евсеевич, — с готовностью ответил Сергей Доронин, всматриваясь в морщинистое взволнованное лицо дежурного, освещенное неверным светом колыхающегося в его руках фонаря.
— Сколько бы вы могли взять?
— Тысячи три с половиной.
— А четыре? Вы бы вывели тогда из-под удара два очень важных воинских состава: один с боеприпасами в две тысячи двести тонн, а второй с продуктами и обмундированием в тысячу семьсот пятьдесят. Итого — три тысячи девятьсот пятьдесят тонн.
Сергей задумался. Никому еще из машинистов Воеводина не доводилось водить поезда с таким весом. Удастся ли втащить четыре тысячи тонн на Грибовский подъем?
Дежурный настороженно смотрел Доронину в глаза. Брежнев, стоявший рядом, нервно покашливал.
— Как с водой? — повернувшись к помощнику, коротко спросил Сергей.
— Полный бак.
— Уголь?
— Экипированы полностью.
— По рукам, значит? — улыбнулся дежурный. Сергей молча влез на паровоз, посмотрел на манометр, заглянул в топку.
Дежурный, полагая, что машинист все еще колеблется, заметил, поднимаясь в паровозную будку:
— С диспетчером все согласовано уже, так что на этот счет можете быть спокойны.
— На этот счет мы всегда спокойны, — ответил за Доронина Алексей Брежнев.
— Какие же у вас еще сомнения? — с тревогой спросил дежурный.
Сергей вытер руки концами текстильных отходов и, бросив их в топку, заявил твердо:
— Нет у нас больше никаких сомнений, Антон Евсеевич. Доложите диспетчеру, что мы готовы взять четыре тысячи тонн.
— Оба состава, значит? — оживился дежурный.
— Оба.
— Может быть, с дежурным по депо сначала посоветоваться? — предложил Брежнев, взволнованно посмотрев в глаза Доронину. — Он человек опытный, подскажет, как лучше быть. Никто ведь еще на всей нашей дороге не водил таких поездов. Не сорваться бы…
— Некогда теперь терять время на консультацию, Алексей. Займись-ка лучше своим делом. Подкинь лучшего угля в топку, подкачай воды в котел, включи сифон да поднимай пар до предела.
— Ну, кажется, обо всем договорились? — облегченно вздохнув, спросил дежурный.
— Обо всем, Антон Евсеевич.
— Подавайте, в таком случае, машину на восьмой путь под первый состав.
Сергей Доронин еще раз осмотрел топку, проверил песочницу, велел кочегару продуть котел и только после этого, приоткрыв слегка регулятор, тронул паровоз с места.
Сигналя фонарями и духовыми рожками, стрелочники вывели локомотив Доронина к первому составу. Несколько минут длились маневры. Наконец удалось соединить оба состава в один.
Теперь оставалось только дождаться главного кондуктора, чтобы двинуться в путь. Сергей включил паровоздушный насос, подкачивая воздух в главный резервуар локомотива, и, высунувшись в окно, стал всматриваться в цветные пятна сигнальных огней станции. Мягко защелкали поршни насоса, заглушая назойливое гуденье воды в котле. Мелко вздрагивая, красная стрелка воздушного манометра медленно поползла по шкале к цифре «пять».
То и дело поглядывая на часы, Сергей нетерпеливо ожидал Никандра Филимоновича.
Наконец Сотников вынырнул из-под вагонов соседнего состава. Он тяжело дышал, а сумка его, набитая поездными документами, топорщилась заметнее, чем обычно.
Чего только не было в этой сумке: и натурный лист поезда с перечнем вагонов, входящих в состав поезда, и маршрутный журнал, и отдельные разноцветные документы на каждый груженый вагон. Со всем этим главному кондуктору нужно было не только ознакомиться, но и тщательно сверить данные этих документов с наличием вагонов и грузов в составе поезда.