— Простите, что-то не могу припомнить.
Старик засмеялся:
— Чего припоминать, коль мы не встречались. Я — Захар Семенович Пегоев. «Межотрядным связным» меня прозвали. Слыхал, как вы партизанили, любопытно поговорить с таким заслуженным человеком.
— Очень рад познакомиться, — Марин медленно опустился с полки, сел рядом со стариком.
Захар Семенович протянул руку:
— Будем знакомы. Домой, в Паданы, еду. Надобно хозяйство своего района подымать…
Допоздна проговорили они, вспоминая партизанские походы. С большим сожалением простился Марин со стариком, когда поезд остановился у Великой Губы, где Захар Семенович расстался с пограничниками.
На станции Сорокская в вагон вошла стройная девушка в хорошо пригнанной шинели, с выбившимися из-под берета светлыми волосами. Она пристально вглядывалась в пассажиров.
Марин изумленно поднялся с места — да ведь это Зоя! Он быстро пошел ей навстречу.
— Зоя, как попала сюда?!
— Ох, боялась, что не найду тебя! — облегченно проговорила Зоя, протягивая Марину свой чемодан. — Сейчас расскажу. Мне пограничники показали, в каком ты вагоне.
Помогая ей снять шинель, Марин повторил:
— Как же ты попала в Беломорск? Я ведь хотел ехать за тобой в часть Никольского…
— Сейчас все узнаешь, — Зоя сняла берет, поправила волосы, машинально разгладила помятые рукава форменного платья. — Базин вызвал меня в Беломорск за назначением и сказал, что ты выехал из Петрозаводска. Знаешь Марк, меня ведь перебрасывают… — Зоя помолчала, стараясь придать лицу грустное выражение, и печально повторила: — Меня перебрасывают…
— В отряд полковника Усаченко, — смеясь, докончил Марин. — Все знаю, не хитри! Сейчас-то ты ведь уже с нами вместе поедешь!
— Как я люблю, когда ты улыбаешься, — тихо сказала Зоя. — К сожалению, еще несколько дней протянется, пока оформят мой перевод к полковнику Усаченко. Вместе доедем до Боярской, а там недалеко мне и до Лоух. Базин, знаешь, такой заботливый, сам позвонил в Петрозаводск, узнал, когда ты выехал. Я тебя здесь в Беломорске и ждала, чтобы хоть до Боярской вместе проехать.
Прогудел паровоз. В вагон с другими пограничниками вернулся Королев. Увидев Зою, на какую-то долю секунды остановился, потом, встретившись с ней глазами, поздоровался:
— Здравствуйте, Зоя Михайловна!
— Королев… Толя… Вот вы какой!
— Изменился?
— Конечно. Я ведь видела вас беспомощным, еле живым… Вот не ожидала встретить вас здесь.
— Не ожидали? — удивился Королев. — Я партизанил вместе с товарищем капитаном. — Тон Зои показался ему суховатым. Сложные чувства охватили Королева. Зоя была человеком, которого он никогда не забудет. Но рядом с ней находился Марин — ему он обязан боевой выучкой, вместе с ним не раз смотрел в глаза смерти, делил пополам последний кусок хлеба… И вот сейчас, увидев их рядом, Королев понял: Зоя ему дорога, как боевой товарищ, как человек, отвоевавший его у смерти.
— Я, Зоя Михайловна, очень рад, что встретился с вами! — горячо сказал он. — Еще раз благодарю за все, что вы для меня сделали.
— Садитесь рядом. Марк, я хочу узнать все, что было с ним, — показала она на Королева, — после того как он перестал мне писать. Только один раз Виктор Андреевич передал мне от вас привет. Помнишь, Марк, — обратилась она к мужу и опять повернулась к Анатолию: — Я ведь думала, вас или уже нет на свете, или не хотите со мной переписываться.
— Я не мог писать, — тихо проговорил Королев, — был в тылу у немцев.
— Расскажите! Очень вас прошу.
— Хотелось бы послушать — поддержал жену Марин.
Зоя подвинулась, освобождая рядом с собой место:
— Что же вы стоите?
— Если разрешите, сяду напротив. — Королев попросил одного из пограничников подвинуться. — Так удобней рассказывать. Нас сбросили на парашютах недалеко от одного маленького украинского городка…
Наступил вечер. В вагоне зажгли свет. Равномерное постукивание колес не мешало рассказу. Зоя, откинувшись на спинку сиденья, слушала, полузакрыв глаза. Марин облокотился на столик у окна. Воспоминания увлекли Анатолия, его рассказ захватил и слушателей. Как живые, вставали в памяти комсомольцы-подпольщики, старый партизан дед Охрим, представитель подпольного обкома партии Иван Лукич… Рассказал Анатолий о Наде, о работе Шохина, о Гладыше, о диверсионных актах, о небывало жестокой расправе оккупантов.
— Когда наш командир выяснил, что мы окружены, — продолжал Королев рассказывать о боях с фашистами в междуречье, — и нам не прорваться, он дал распоряжение прятаться в глубоких болотах. Я и Шохин несли раненого деда Охрима. С нами была Надя. На Выдринском болоте командир раздал нам бамбуковые удилища, их еще в первые дни нашего пребывания принес дед Охрим. Бамбук был вычищен внутри, и через эти трубки можно было дышать, сидя под водой. В глубоких местах мы выждали, пока фашисты ушли. Правда, они очень быстро убрались. Испугались тамошних болот. Да и наши приближались. Мы принялись готовить средства переправы через Днепр и Десну. Тащили лодки, откуда только было можно, вязали плоты, прятали их в береговых зарослях, первыми встретили наши передовые части, указали им средства переправы. Дед Охрим на своих костылях — ему ступню в гипс положили — с двумя «Георгиями» на груди встречал Красную Армию на деснянской пристани. Боевой старик! Наградили его медалью «Партизану Отечественной войны» и орденом Отечественной войны 1-й степени.