— Где находятся артиллерийские заводы, — подступил к нему Шохин, — те, про которые я спрашивал? — Он оглянулся на Валюшко: — Помоги объяснить… Тот, что построен в сороковом году, и второй, начатый в сорок первом.
На правильном немецком языке Юрий повторил вопрос Шохина. Гросснер подумал, достал карманную карту. На желтой обложке вверху был круг, до половины обведенный черной каймой. В нем две буквы «mm», ниже надпись «Ostpreußen». Раскрыв карту, Гросснер ткнул пальцем возле Кенигсберга и с юго-восточной его стороны поставил чернилами две жирных точки, северо-западнее — крестик.
— Это заводы, — показал он на точки, — а здесь, где крестик — подземный завод. Под землей, — пояснил он. — Понимаете?
— Понимаем, — Шохин взял карту, положил ее в боковой карман пиджака. — Если сведения не верны… — и он выразительно хлопнул себя по карману.
Гросснер приложил руку к сердцу, вздернул плечи. Всем своим видом показал: в нем могут не сомневаться.
— Теперь к Гладышу? — спросил Валюшко, когда они вышли от Гросснера.
— Проверим правильность его сведений, может, что-нибудь Гросснер и набрехал.
— Проверить, конечно, надо…
В Кенигсберг они пробирались знакомыми тропами, избегая встречной толпы беженцев, двигающихся из города.
Вечерело. Подняв воротники демисезонных пальто, надвинув шляпы, Шохин и Юрий проходили по глухой аллее шумевшего обледенелыми деревьями города.
Вторые сутки бродят они по Кенигсбергу, уточнив полученные от Гросснера сведения. Они хотели еще узнать, эвакуируются ли из Кенигсберга правительственные учреждения.
В парке виднелись беседки причудливой архитектуры, местами чернела вода в полузамерзших прудах. В этой части города было немало особняков. Сейчас они были заброшены, окна закрыты ставнями.
Магазины, конторы, банки, театры Кенигсберга находились отсюда в нескольких километрах. Там старинная крепость, узкие темные улицы с каменными коробками домов с обеих сторон.
Наступила ночь.
Разведчики вышли на шоссе. Оно снова было переполнено беженцами, стремившимися в Пилау, к морю. Иного пути для них не было: части Красной Армии уже вышли к берегам залива Куришес-Гаф, заняли город Толькемит…
…Вот и знакомая рощица! Скоро землянка… Товарищи…
— Нет шеста! — как вкопанный, остановился Шохин, протер глаза. — Юрко! Шеста нет… — Голос его дрожал. — Верно, землянка обнаружена и наши скрываются поблизости. Останься здесь, я посмотрю. — Шохин пошел вперед. — Надо подойти с другой стороны, километра за два.
Ничего подозрительного по дороге не заметив, Петр подобрался к группе деревьев, откуда была хорошо видна землянка. В глаза бросилась развороченная яма, еще не засыпанная снегом.
Вытянув голову, Петр вглядывался в эту чернеющую впадину. Тревога за начальника, за Надю росла. Не встретили…
Взволнованный, вернулся он к Юрию, сообщил о разгроме землянки.
— Пойдем к бургомистру, он должен знать, что произошло, — предложил Валюшко.
— Пойдем. Если Гладыш и Надя погибли… — Шохин замолчал, потом добавил: — Может быть, они где-нибудь лежат раненые. Идем скорее.
Увидев разведчиков, Гросснер потащил их в комнату. Стараясь говорить медленно и раздельно, рассказал, что привез из Кенигсберга свою семью. Матильда от волнения слегла в постель, детей он отправил к своей матери на взморье, в Раушен.
Боязливо поглядывая на Шохина и Валюшко, он говорил, не переставая.
— Где наши? — мрачно перебил его Шохин, сощурив глаза. Валюшко стоял, расставив ноги, чуть наклонив голову.
Гросснер взмахнул короткими толстыми руками.
— Бог свидетель — не виноват! — испуганно забормотал он. — Они нашли их по рации. Они, как это… запеленговали вашу радиостанцию… Девушку и того… другого… убили. — Гросснер втянул голову в плечи.
— Убили?! — воскликнул Валюшко.
— Гладыша убили?.. Рассказывайте!
— Сколько ваши немецких солдат уложили, мне рассказал Курт, он из нашего города. Девушка убила одного и троих ранила. Ее хотели взять в плен, так она выстрелила себе в голову. В канаве защищалась… А тот самого оберштурмфюрера Блюмена убил, пятерых солдат. И еще нескольких ранил… Как это один человек может столько беды наделать!.. Он держался, как говорили солдаты, два часа и пятнадцать минут на ферме Ганса Бауэрштейна, это у которого дочь и сын погибли на фронте.
Гросснер говорил быстро, не сводя с Шохина глаз.
— А мне что теперь делать? — вдруг осмелел он. — Все наши бегут в Пилау, там, говорят, приготовлены корабли…
Разведчикам было известно, что советские войска, разбив тильзитско-инстербургскую и пшаснышско-млавскую группировки, преследуя фашистов, взяли их в огромные клещи. С севера и юга была отрезана вся центральная группировка в Восточной Пруссии и прижата к морю.