— Разрешите нам с младшим лейтенантом Руссаковым полезть посмотреть, — неожиданно обратился ко мне Борин. — Пусть немцы поджидают; возьмем метров сотню правее, подлезем под самую ихнюю проволоку, поползем к нему сбоку. Только вы посветите нам. При вас есть ракетница и две осветительные ракеты. Запустите, когда мы посигналим фонариком. Их засаду мы заметим и повернем обратно. А при благоприятных условиях вытащим крикуна. На всякий случай нитку телефонного провода потянем за собой. Конец провода можно кинуть крикуну. Сами отползем в сторону или вернемся, а уже тогда потянем его на проволоке.
— Хорошее предложение. Пожалуй, немцев можно и перехитрить, — сказал капитан Носов, слушавший внимательно с ходу придуманный план. — Я могу с минометчиками договориться, если полезете, чтобы вас поддержали.
— Ну как, лейтенант? — уже с просительными нотками в голосе спросил Руссаков. — Пойдем! Чую, наш там человек, спасать его надо!
Я задумался. Может, и в самом деле попробовать, но разрешить участвовать в этом деле командиру взвода я все же опасался. Но, кроме него и Борина, никто из разведчиков лезть не вызывался.
— Ладно, лезьте, — сказал я, — только, комбат, дай им саперные ножницы на всякий случай и катушку провода.
Мы отошли по окопу в сторону метров на сто, и Руссаков с Бориным с нашей помощью тихо вылезли из траншеи. Они мгновенно соскользнули с бруствера; за ними чуть зашуршал привязанный к Борину телефонный провод. Они отползли, полежали перед нашим заграждением, прислушались. Потом осторожно сдвинули козлы, обтянутые колючей проволокой, вылезли на нейтралку. Там опять полежали, осмотрелись и поползли в сторону немецких окопов.
Вскоре темнота поглотила наших ребят, мы потеряли их из виду и определяли движение разведчиков вперед уже по медленно ускользающему от нас телефонному шнуру.
Минут через сорок из-под немецкой проволоки мигнул зеленый глазок фонарика, направленного в нашу сторону. Как было условлено, мы сразу же выпустили осветительную ракету, стараясь в ее мерцающем свете рассмотреть нейтралку. Но ничего не увидели. А крики и ругань оттуда все еще доносились.
Ракета, медленно падая, погасла. Времени прошло много, не менее часа. Наши уже вылезли на нейтралку, но, видимо, Руссаков и Борин еще не подползли к тому человеку, затаившись где-то вблизи, наблюдали за ним. Иначе бы он перестал кричать.
Стоявший рядом со мною разведчик Гараспашвили толкнул меня, показывая на условное миганье фонариком уже из-под нашей проволоки. Вскоре послышался шорох около отодвинутого заградительного козла, через минуту, потные, запыхавшиеся, как после длительного бега, в окоп ввалились Руссаков и Борин.
— Ну что там, подсадка?! — чуть ли не в один голос спросили мы.
— Нет, — вытирая пот со лба шапкой, ответил Руссаков. — Давайте тянуть провод. Мы его привязали к нему.
— А кто он?
— Черт его знает кто! Говорит, войсковой разведчик. Лежал в воронке под самой немецкой проволокой раненный в обе ноги. Сил, видно, у него совсем нет, а немцы, стреляя, перебили козлы, так проволока упала и накрыла его собой, опутала как паутиной. Если бы не проволока, так он пополз бы, подтягиваясь руками. А сейчас продолжает кричать, чтобы фрицев запутать, чтобы не догадались ни о чем.
Мы начали тянуть за нитку телефонного провода, думая, как бы она не оборвалась.
Крики на нейтралке прекратились, но зато хорошо слышался шорох, производимый тем, кого мы тащили по земле. Этот шорох могли услышать и немцы. Мы тянули за провод без остановки, спешили и потому еще больше шумели.
В ночное небо взлетела немецкая осветительная ракета, за ней — другая, они озарили нейтралку. Мы перестали тянуть за провод, увидели, что темный бугорок, который мы волокли, уже находился на середине нейтралки.
Бугорок казался небольшим, но немцы заметили его. В сторону темного бугорка, который всеми силами старался слиться с землей, неслись разноцветные точки трассирующих пуль. Это немецкий пулеметчик показывал цель своим солдатам. Мы отлично понимали, что немцы сейчас начнут расстреливать нашего солдата. Я обратился к Носову:
— Давай, комбат, свое минометное прикрытие.
Он соединился с минометной батареей и на языке, понятном только им, крикнул:
— Открывайте, ребята, огонь веером по квадрату 62, пусть лучше перелет, чем недолет! Ясно? Быстрее!
Сзади захлопали выстрелы, и через секунду на нейтралке начали оглушительно рваться наши мины. Они закрыли оранжево-красными всплесками разрывов темный бугорок, что лежал на ничейной полосе. Без всякой предосторожности мы потянули за провод, переходя по окопу так, чтобы находиться как раз против отодвинутого в сторону козла нашего заграждения. А немцы тоже вызвали минометный огонь на середину нейтралки, и грохот разрывов, как снежный ком, все увеличивался, нарастал и расширялся.