Незадолго до полуночи условный сигнал, возвещавший о начале войны с империалистической Японией, был получен. В соответствии с приказом, главные силы 39-й армии должны были перейти границу Маньчжурии в 4 часа 30 минут утра 9 августа. Разведгруппы и отряды начинали действовать значительно раньше — в 00 часов 05 минут.
Одним из первых пересек границу разведотряд 192-й стрелковой дивизии, которым командовал капитан Дмитрий Петровский. В состав отряда входило около 70 человек, в том числе 20 кавалеристов. Вскоре поступало первое донесение. Петровский сообщал, что разведчики заняли исходное положение для налета на погранзаставу.
Спустя некоторое время в наш разведотдел были доставлены первые пленные с этой заставы, разгромленной стремительной атакой конников, которые входили в отряд капитана Петровского.
Японцы были перепуганы до предела. Один из них сразу же обратился ко мне с вопросом: будет ли пленным сохранена жизнь?
— Офицеры говорили нам, что русские мучают и убивают всех, кто попадает к ним в руки, — пояснил он, увидев недоумение на моем лице. — Нам приказывали покончить с собой, но не сдаваться…
— Почему же вы не выполнили приказ?
— Атака русских была слишком стремительной. Мы не успели…
— Для того чтобы пустить себе пулю в лоб или вспороть живот, много времени не надо. Все-таки почему же японские солдаты не выполнили приказ? — настойчиво повторил я свой вопрос.
— Японские солдаты хотят жить, — опустив голову ответил пленный. — Но теперь…
Я объяснил, что вот теперь-то ему опасаться нечего. Уцелел в схватке, — значит, со временем возвратится домой. Остальные пленные внимательно вслушивались в каждое слово переводчика. Поняв, что им ничто не угрожает, они стали охотно рассказывать об всем, что им было известно.
Мы узнали, что в приграничной полосе на солуньском направлении в самом деле действуют лишь отряды прикрытия и группы «смертников». Главные же силы японцев, как мы и предполагали, находились в центральных районах Маньчжурии. Где конкретно, на каком удалении от перевалов Большого Хингана — пленные точно не знали. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Солдатам-пограничникам такие сведения не сообщались.
В процессе допроса я особенно внимательно относился к тем данным, которые касались «смертников». И не только потому, что с подобной категорией военнослужащих мы не встречались во время боев с гитлеровскими захватчиками. Предстояло выяснить, чего можно ожидать от этих самоубийц. Кроме того, хотелось уяснить психологические особенности поведения их в бою.
Те, кто именовался «смертниками», еще до начала боевых действий находились на особом, привилегированном положении. Они получали большие деньги, особые льготы для семьи и для себя лично. Зато в бою они были обязаны — да, именно обязаны — умереть. Попытка уклониться от выполнения своего «долга» каралась смертной казнью. Таким образом, выбора не оставалось: либо так, либо иначе.
В задачу «смертников» входило уничтожение из засад командного состава и боевой техники советских войск. Многие из них специально охотились за нашими офицерами, нападая на них с холодным оружием. Были и такие, кто, обвязавшись гранатами, подкарауливал наши танки и автомашины. В японской авиации были летчики, которые поднимались в воздух на самолетах, до предела нагруженных взрывчаткой и имевших запас горючего для полета только к цели. Такие самолеты фактически представляли собой мощные управляемые бомбы, предназначенные, как правило, для нанесения ударов по наиболее важным объектам, в частности, по боевым кораблям противника. Отрываясь от взлетной полосы, летчик знал, что назад он уже не вернется.
Несколько забегая вперед, скажу, что частям и подразделениям 39-й армии не раз приходилось иметь дело со «смертниками». Но наши офицеры, сержанты, солдаты быстро научились различать их в общей массе врагов, обнаруживать засады. Меткие автоматные очереди, точные броски гранат решительно пресекали всякие попытки помешать продвижению наших войск, нанести им дополнительные потери.
Впрочем, довольно о «смертниках». Не заслуживают они того, чтобы о них много говорить. Ясно, что в основе их поступков лежали отчаяние, корысть, желание хоть на время урвать у жизни какие-то блага.
Все это не имеет ничего общего с истоками подлинного героизма, присущего нашим воинам. Вспомним Александра Матросова, закрывшего грудью вражескую амбразуру. Вспомним отважных защитников Бреста и Севастополя, с гранатами в руках бросавшихся под фашистские танки. Вспомним летчиков, шедших на таран, направлявших объятый пламенем самолет в самую гущу неприятельских колонн. Вот оно, истинное самопожертвование во имя выполнения поставленной задачи, во имя спасения товарищей, во имя жизни на земле. Сознательно жертвовать собой могут только настоящие герои, люди чести и долга, воины, глубоко любящие свою Родину и народ. В нашей армии на подвиг, на самопожертвование готов любой. В этом-то и заключается ее сила.