Доклады, поступающие к нам, говорят о том, что наступление развивается успешно. Фашисты, ожидавшие нашего удара на флангах, сбиты с занимаемых позиций, начинают отходить. И я вижу, что на лицах тех, кто находится на наблюдательном пункте, появляются улыбки.
Но радоваться, судя по всему, еще рано. В воздухе появляются «юнкерсы». Сейчас они выстроятся в круг — и начнется обычная карусель. Один за другим станут они пикировать на цель и, освободившись от смертоносного груза, взмывать вверх. Однако и такой вариант был предусмотрен. В грохот боя вплетаются сухие короткие очереди малокалиберных зенитных пушек. Огонь не слишком плотный, тем не менее строй бомбардировщиков ломается.
Одна из машин, оставляя за собой шлейф темного дыма, скрывается где-то за лесом.
Наступательный порыв все возрастал. На отдельных участках отход фашистов превратился в бегство. Нашим артиллеристам удалось разрушить переправы через Волгу. Это поставило гитлеровцев в особенно тяжелое положение. Целые подразделения вынуждены были переправляться через реку на подручных средствах, а то и просто вплавь. И все это — под метким огнем наших бойцов. Потери врага возрастали с каждым часом.
27 сентября соединения и части 39-й армии полностью очистили от гитлеровцев северный берег Волги и, таким образом, ликвидировали один из опасных плацдармов. В ходе боев было освобождено 25 населенных пунктов. Хоть и не велика была эта цифра, но факт оставался фактом — мы наступали, освобождали родную землю. И это поднимало настроение, боевой дух бойцов и командиров.
Помню, во второй день боев встретился я с ранеными красноармейцами. У одного рука перевязана, у другого на голове бинты. И оба улыбаются. Казалось бы, до улыбок ли здесь?
— Обидно, товарищ майор, что зацепило, — пожаловался тот, что постарше. — Только ведь пуля, которую в наступлении подцепил, не так больно жалит.
— Точно! — подхватил другой. — Вот когда в августе сорок первого я осколок принял, слезы сами из глаз потекли. Не от боли, от обиды: по своей же землице отступаем, да еще нас же ранят и убивают. А теперь ништо, враз заживет.
Сразу же после выхода к Волге наши части начали закрепляться на занятых рубежах. Враг мог предпринять попытки восстановить положение. Поэтому разведчики вели за ним непрерывное наблюдение, захватывали «языки». Но основная нагрузка в эти дни легла на наше отделение информации. Предстояло в кратчайший срок разобрать и «переварить» документы, захваченные у противника в ходе наступления. А их было немало. Я не говорю о солдатских книжках, письмах, которые были изъяты у убитых гитлеровцев. В наши руки попали интересные документы штабов, оперативные карты.
Так, например, танкисты в ходе наступления в одной из деревень разгромили штаб немецкого пехотного полка.
Все документы, которые удалось захватить, были немедленно доставлены в разведотдел армии. Среди них, помнится, был довольно любопытный приказ командира 87-й пехотной дивизии. Генерал-лейтенант Штутниц писал: «Наша дивизия побывала в Париже и промаршировала до Ржева. Я уверен, что она будет и впредь жить и побеждать». Что ж, одно можно сказать: плохим пророком оказался фашистский генерал!
Положение нашей армии на левом крыле значительно упрочилось. На очереди стояла новая задача: нанести удар по 206-й немецкой пехотной дивизии и овладеть шоссейной дорогой, соединявшей деревню Молодой Туд с населенными пунктами Урдом и Зайцево. Успешное осуществление этой частной наступательной операции окончательно ликвидировало бы выступ, направленный своим острием в глубину нашей обороны.
Мы усилили визуальную разведку на предполагаемом участке прорыва, установили круглосуточное наблюдение силами командиров. Дело было вовсе не в том, что мы не доверяли информации, которую собирали красноармейцы-наблюдатели. Они по-прежнему несли свою службу. Но участие в этом командиров обогащало разведывательные данные. А кроме того, они, лично изучая передний край противника, получали возможность использовать результаты наблюдения при руководстве подчиненными в ходе наступления.
Разведчики частей и соединений армии умело сопоставляли данные дневного и ночного наблюдений. Благодаря этому удалось точно установить местонахождение многих, если не сказать большинства, вражеских огневых точек. Почему я веду речь о сопоставлении данных? Да потому, что обнаружить огневую точку днем не так-то просто, даже в том случае, когда она ведет огонь. Совсем иное дело ночью: вспышки выстрелов, следы трассирующих пуль. Направление засечь уже легче. Увидев вспышки, разведчики вбивали в землю небольшие колышки, которыми фиксировалась линия, ведущая к огневой точке. А с рассветом, используя бинокль, стереотрубу, перископ, они исследовали каждый бугорок, каждый кустик, ориентируясь на эти самые колышки. И как правило, от внимательных глаз не укрывались даже тщательно замаскированные объекты.