В ожесточенном бою погиб смертью героя заместитель командира 48-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник В. С. Сметанин. Он несколько раз поднимал солдат в контратаки. В одной из них он был смертельно ранен. Когда гвардейцам удалось отогнать гитлеровцев от того места, где он упал, они увидели, что ноги мертвого офицера связаны колючей проволокой. Фашисты, верные себе, измывались даже над павшими. Позже нам стало известно, что гвардии подполковнику Сметанину Владимиру Сергеевичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Быть может, трудно поверить, но только в течение 26 июня фашисты предприняли 22 атаки. Во второй половине дня ценой огромных потерь им удалось прорвать оборону одного из батальонов полка. В образовавшуюся брешь гитлеровцы бежали беспорядочно, не пытаясь даже расширить прорыв. Каждый думал только о спасении собственной жизни. Кстати, нашим частям удалось очень скоро восстановить положение, снова завязать мешок.
Как только стало известно, что отдельным подразделениям гитлеровцев удалось прорваться в лесной массив, прилегающий к озеру Мошно, я выехал в 17-ю гвардейскую дивизию. Вместе с начальником разведки X. А. Джанбаевым мы обсудили создавшееся положение. Было решено выслать конные разъезды с тем, чтобы установить состав укрывшихся в лесах вражеских войск.
Отлично действовал конный разъезд гвардии лейтенанта И. Г. Зеленского. У опушки леса разведчики спешились. Они пробирались от дерева к дереву, пока не обнаружили группу фашистов. Завязался короткий бой. И вот десять «языков» доставлены в штаб дивизии. Пленные показали, что в лесу укрылся 312-й пехотный полк 206-й пехотной дивизии. Я хотел продолжить допрос, но тут мне сообщили, что разведчики 164-й стрелковой дивизии захватили в плен командира 53-го армейского корпуса генерала от инфантерии Гольвитцера и его начальника штаба полковника Шмидта. Я немедленно выехал на КП армии.
Столь важных пленных допрашивал сам командарм. Генерал Гольвитцер оказался довольно разговорчивым. Ответив на заданные ему вопросы, он добавил:
— Вы распознали наши слабые позиции. Русские войска переломили обе ноги, на которых стоял наш корпус. Я не понимаю, откуда у вас могли быть такие подробные сведения о наших частях…
Иван Ильич Людников показал Гольвитцеру карту, составленную нашим разведотделом в период подготовки к операции. На карте была нанесена группировка частей 53-го армейского корпуса и его соседей, система обороны, расположение огневых точек.
Гольвитцер долго и внимательно рассматривал карту. Потом, взглянув на Шмидта, задумчиво проговорил:
— Если бы надписи здесь были на немецком языке, я считал бы, что это рабочая карта, которой я пользовался до начала боев. Впрочем, система огня здесь отражена полнее и точнее.
Шмидт пробурчал в ответ что-то нечленораздельное. Его грубое мясистое лицо и сейчас выражало надменность, но в выпуклых серых глазах светился страх.
Генерал И. И. Людников приказал мне лично доставить пленных в штаб фронта. Сборы были недолгими, и мы тронулись в путь. Впереди — наша открытая машина, следом — машина с охраной. Дорога, то поднимаясь на невысокие холмы, то спускаясь в низины, бежала навстречу нам.
Гольвитцер сидел спокойно. Шмидт же все время украдкой посматривал по сторонам, а когда машина свернула на глухую просеку, заметно оживился. Он что-то сказал по-немецки своему бывшему командиру корпуса. Тот ответил ему резко, недружелюбно. Я невольно насторожился. Не затевают ли пленные какую-нибудь авантюру? Оглянувшись, я увидел машину с автоматчиками. Она, словно привязанная веревочкой, шла за нами не отставая.
Вскоре я почувствовал, что обмен фразами, оставшимися для меня непонятными, поссорил генерала Гольвитцера и полковника Шмидта. И первый из них, видимо для того чтобы досадить второму, вдруг обратился ко мне с вопросом, знаю ли я французский язык. Знал я его плоховато, в объеме программы военной академии. Но Гольвитцеру это было не так важно. Он, судя по всему, хотел насолить своему коллеге, заговаривая со мной.
Лес кончился. Машины продолжали двигаться по проселочной дороге. Заметив большую группу пленных, расположившихся на поляне, немецкий генерал попросил меня остановиться.
— Хочу попрощаться с солдатами, — объяснил он. — Вы офицер, вы должны понять меня.