Пленный оказался унтер-офицером, он вез из штаба корпуса схему оборонительных сооружений на рубеже, проходящем по реке Дайме. Стоит ли говорить, насколько ценными для нас оказались эти сведения?! Допрос унтер-офицера позволил уточнить интересующие нас детали.
Оборонительные сооружения состояли из пулеметных дотов, наблюдательных пунктов с бронеколпаками и убежищ, соединенных между собой сетью сплошных траншей и ходов сообщения полного профиля. Доты, как сообщил пленный, представляли собой железобетонные сооружения, состоящие из двух частей: жилой и боевой. Гарнизон каждого дота — 15–18 человек. Толщина стен боевого отсека достигала метра. Схема подсказывала, что в среднем на километр фронта приходилось по два таких дота. Оборонительный рубеж лежал за рекой Дайме, которая сама по себе являлась довольно серьезным препятствием. Ширина ее достигала 80 метров, глубина — 3–4 метров.
Все свидетельствовало о том, что противник располагает хорошо подготовленной в инженерном отношении обороной. Но убедились мы и в другом. Гитлеровцы, изрядно потрепанные в предшествующих боях, еще не успели по-настоящему закрепиться на этом рубеже. Об этом говорили донесения многих разведывательных групп. При очередном докладе командующему армией и начальнику штаба я специально подчеркнул мысль о том, что время в данном случае работает против нас.
— Точно подмечено, — согласился со мной генерал И. И. Людников. — Надо начинать.
В ночь на 23 января начался штурм «железобетонных ворот к Кенигсбергу» — так называли немцы укрепленный рубеж на реке Дайме. Едва наши бойцы ступили на лед, как заговорили вражеские доты. Однако их огонь не смог остановить атакующих. Преодолевая глыбы льда, проваливаясь в полыньи, они все же достигли противоположного берега. Завязалась рукопашная схватка во вражеских траншеях. Одновременно штурмовые группы блокировали доты и приступили к их уничтожению. Бой длился всю ночь. К утру наши войска значительно расширили захваченные плацдармы.
К 25 января «железобетонные ворота Кенигсберга» были наконец пробиты мощными ударами наших соединений. Командование 39-й армии получило возможность ввести в прорыв части, имевшие высокую мобильность. Донесения, поступавшие от разведывательных групп, находившихся во вражеском тылу, говорили о том, что гитлеровцам становится все труднее управлять войсками.
Вспоминается в связи с этим допрос пленного майора — командира одной из немецких групп. Он рассказал, что после прорыва укреплений на реке Дайме русские танки оказались в тылу оборонявшихся. Немецкий офицер понял, что оставаться на занимаемом рубеже бессмысленно. Под покровом ночи он решил отвести подчиненные ему подразделения. Но сделать это ему не удалось.
— Повозки беженцев застопорили движение военных машин, — сетовал он. — Какой-то полковник, истерически крича, приказал мне и моим солдатам остановиться и занять оборону. Солдат оставалось совсем мало. Многие ночью разбрелись по лесам. Тем не менее я повиновался. А утром соседний батальон, никого не предупредив, отошел, оголив мне фланг. Я повел солдат к Каймену, но оттуда тоже уже бежали и военные, и гражданские…
Казалось бы, частный эпизод. Но мы видели за ним большее. Беспорядок на дорогах, хаотичный отход войск — все это говорило о том, что следует наращивать темпы наступления. И командование армии делало все возможное для того, чтобы успешно выполнить эту задачу.
В эти дни я оказался свидетелем потрясающего случая, который говорил не просто о жестокости, а раскрывал саму звериную сущность фашизма.
Одно из наших танковых подразделений, преследуя отступавших гитлеровцев, вышло к мосту через реку Дайме. Однако двигаться дальше танкисты не имели возможности. Мост был запружен людьми, спешившими перебраться на западный берег. Если бы это были вражеские солдаты, то решение могло быть только таким: вперед! Но перед машинами находились старики, женщины, дети, многие сотни мирных жителей. И как ни велика была ненависть наших бойцов к фашистской Германии, танки остановились.
И вдруг страшный взрыв потряс окрестные поля. Гитлеровцы взорвали мост. В тот миг я находился неподалеку. Услышав грохот, я приказал водителю повернуть к реке. Трудно описать словами то, что мы увидели. Огромное количество трупов, искалеченных тел было разбросано по берегам, по остаткам настила. Думается, что еще больше людей погибло в водах Дайме. Вот так: не щадить пи чужих, ни своих. Гитлеровцы оставались верпы себе.