— Извини. Язык мой — враг мой. Я хочу сказать, что Себастьян не мой. Он никогда не был моим. Он всегда был твоим. Может, он тебе не нужен, и если это правда, то это совершенно другая история. Но если ты сделаешь меня причиной вашего расставания, тогда ты действительно меня разочаруешь.
Пока она говорила, я кое-что вспомнила. То, что не давало мне покоя с тех пор, как я впервые увидела Себастьяна. Мой первый день в школе определенно не был первым, когда я его увидела. Я могла представить его сейчас, более юного, худого, склонившегося над блокнотом. Образ был настолько четким, что я не представляла, как могла забыть.
Травма должна была быть единственным объяснением. За последние пару лет мой мозг несколько раз перестраивался, и некоторые вещи исчезли.
Я резко встала, мне нужно было двигаться. Бежать.
— Спасибо, Елена. Я думаю… у нас все хорошо.
Она отдала мне честь.
— Мы не друзья, ты знаешь.
Я закатила глаза, направляясь к ее двери.
— Не волнуйся, я в курсе.
Моя мама и миссис Сандерсон перешли в гостиную. Когда я вошла, они посмотрели на меня, и в ожидании улыбнулись.
— Мы зарыли топор войны, но не в спину друг дружке. Не ждите, что мы будем подружками невесты на наших свадьбах, но, надеюсь, сможем сосуществовать в этом мире, — я ухватилась за спинку дивана, живот свело от нервов. — Спасибо, что пригласили, миссис Сандерсон.
— Боже мой, конечно, Грейс. Тебе всегда, всегда здесь рады.
Я наклонилась, чтобы тихонько поговорить с мамой.
— Я собираюсь поговорить с Себастьяном. Ты не против?
Она кивнула, похлопав меня по руке.
— Конечно. Позвони мне, когда нужно будет подвезти тебя домой.
— Я люблю тебя.
Она поцеловала меня в щеку.
— Я тоже тебя люблю, детка. Удачи.
Я выпрямилась и, помахав на прощание рукой, направилась к входной двери. Как только я оказалась на подъездной дорожке, я побежала, надеясь, что Себастьян готов и хочет догнать меня.
Глава тридцать седьмая
Мартина впустила меня через боковую дверь дома Себастьяна, махнув мне рукой, чтобы я спускалась в подвал. Шагая по лестнице, я услышала, как внизу вибрируют гулкие басы. Я позвала, но Себастьян никак не мог услышать меня из-за музыки.
Я сразу же направилась в его комнату, но его там не было. То, что я обнаружила вместо него, меня ошеломило. Мне пришлось держаться за дверную раму, чтобы устоять на ногах. Его мебель была сдвинута к центру и накрыта пластиковым брезентом. Стена за его кроватью была закрашена, на темно-синем фоне вырисовывалась новая картина. Она притягивала меня. Я должна была рассмотреть ее поближе.
Фреска представляла собой сцену из «Кошмара перед Рождеством», но он сделал Салли мальчиком, а Джека — девочкой. Они стояли перед полной луной и смотрели друг другу в глаза, соприкасаясь губами. Это было прекрасно и наполнено печалью. Это заставляло мою душу пульсировать от тоски.
Музыка затихла, и я обернулась. В дверном проеме стоял Себастьян, вытирая пальцы бумажным полотенцем.
— Когда ты его смотрела, у меня в голове все сложилось, — он бросил бумажное полотенце на брезент и вошел в комнату. — Что ты здесь делаешь?
От нервов у меня свело живот.
— Я была в соседнем доме.
Баш поморщился.
— Черт, почему?
Я бы рассмеялась, если бы не была на грани слез.
— Моя мама и миссис Сандерсон устроили мирные переговоры.
— Как все прошло?
— Так хорошо, как только может быть между нами. Я попросила прощения, она тоже. Она рассказала мне кое-что… о тебе.
Баш застонал, потерев лицо испачканными краской руками.
— Ты здесь, чтобы сказать мне держаться от тебя подальше?
Я покачала головой.
— Нет. Когда она разговорилась, я кое-что вспомнила. Вспомнила о том, как ты сидел со мной в зале искусств, склонившись над своим блокнотом. После недели таких занятий я попросила тебя показать мне, что ты нарисовал. Это был персонаж из аниме, которое мне нравилось. Я показала тебе свой. Я нарисовала «Великую волну». Я сказала, что это любимый персонаж моего отца.
— Знаю. После этого я рисовал его тысячу раз.
— И на стороне Wheelz.
Это было прямо у меня под носом, а я это пропустила. Если бы я остановилась, чтобы спросить его, почему он нарисовал именно это… Я не могла вдаваться в это. Сейчас это не имело значения.
Он подошел ближе, но все еще держался на расстоянии вытянутой руки.
— Я никогда не переставал думать о тебе. Даже когда уже перестал верить, что ты когда-нибудь вернешься. Те две недели с тобой действительно испортили мне жизнь, Грейс. Это не проходит, особенно теперь, когда я действительно тебя знаю.