– Сколько я должен за столь дельный совет? – поинтересовался моррон, без доли иронии и ничуть не покривив душой. – На сколько монет должна потянуть моя благодарность?
– Ах, бросьте, добромилостивый знатник, – тихо рассмеявшись, отмахнулся добродушный шевариец. – Я просто не желаю, чтоб отдыховальню мою раскрушили, да и дохлявчики на задворье как-то без надобности…
Похоже, хозяину действительно надоели склоки и кровопролитье между герканскими постояльцами, раз он даже от вознаграждения отказался. Кому понравится по три раза за неделю хоронить изрубленные на куски трупы, а затем объясняться со стражей, доказывая, что свежий покойничек – дело рук его соотечественников, что «заозерники» перессорились и передрались, а его прислуга к смертоубийству не имеет ни малейшего отношения?
Поблагодарив старичка легким наклоном головы (как и полагалось рыцарю выражать свою признательность простолюдину), Аламез отправился наверх, где ему были отведены маленькие апартаменты. Уставшего от множества впечатлений и от чересчур долгого скитания по чужому городу путника радовало, что капризная Госпожа Удача сопутствовала ему весь день. Дарк и не догадывался, что она ему коварно изменит еще до того, как он сможет скинуть сапоги и блаженно растянуться на мягкой кровати. Моррон не мог знать, что, как только он переступит порог погруженной в вечерний полумрак комнаты и закроет за собой дверь, его крепко обхватит сзади чья-то сильная рука, а к горлу будет приставлена холодная и острая сталь кинжала.
Глава 3
Вечер, достойный трудного дня
– Кошель на поясе, в котомке ничего ценного, но ведь ты же не за этим пришел… – стараясь не поцарапать горло об острое лезвие кинжала, прошептал Аламез, за считаные доли секунды успевший не только оценить свое незавидное положение, но и догадаться о намерениях поджидавшего его в темноте злодея. – Давай уж, говори, зачем пожаловал, не томи бессмысленным ожиданием! Я ж не девица, чтоб в предвкушении грядущего усладу находить…
Захват жертвы злоумышленник выполнил идеально, и шансы вырваться были настолько малы, что Дарк сразу отказался от попытки сопротивления, впрочем, в том и не было никакого смысла. Левая рука напавшего, проскользнув сзади между рукой и корпусом, крепко вцепилась в ключицу моррона. Боли сильные пальцы пока не причиняли, но при попытке вырваться они одним легким нажатием заставили бы рыцаря взвыть и, позабыв о борьбе, опуститься на колени. Росточком злодей был не очень велик, спина моррона ощущала теплоту его ровного дыхания где-то в области лопаток. При таком раскладе ударить затылком в лоб злоумышленника не удалось бы. Кинжал незнакомец держал умело, но это было всего лишь оружие для острастки, которым владелец не воспользовался бы ни при попытке жертвы закричать, ни при борьбе.
Неизвестная особа явно не являлась ни грабителем, ни убийцей. Охотник до чужого добра выбрал бы более солидную добычу, да и не стал бы усложнять свою жизнь такими трудностями, как пленение и запугивание жертвы. Один точный, умеренной силы удар короткой дубинкой иль даже кулаком по основанию черепа избавил бы разбойника от многих хлопот, да и сэкономил бы ему уйму времени. Душегуб тоже действовал бы проще – полоснул бы кинжалом по горлу и тут же толкнул бы жертву на кровать, чтобы снаружи никто не услышал звук падения мертвого тела, а брызнувшая фонтаном кровь из перерезанных артерий не запачкала бы одежд злодея.
Аламез понял сразу: тот, кто решился нанести ему поздний визит, не охотился ни за его жизнью, ни за его скудным добром, а желал всего лишь поговорить, однако по какой-то пока неизвестной моррону причине счел такое угрожающее начало беседы вполне уместным.
– Будь по-твоему, токмо не дрыгайся и не ори! – прозвучал за спиною Дарка вкрадчивый шепот, а горло рыцаря тут же перестало ощущать весьма неприятное касание острого лезвия. – Как свечу зажгу, обернись!
Через миг скользнула назад и рука, давившая на левую ключицу. Находившийся по-прежнему за спиной гость быстро и почти бесшумно сделал пару шагов назад, а спустя несколько мгновений послышалось чирканье огнива. Лишь с третьего раза незнакомцу удалось высечь искру и зажечь проклятый огарок, едва осветивший небольшое помещение, но зато сразу зачадивший, как старая, провалявшаяся в чулане не один год церковная лампада.