Петр Николаевич оказался похож на свои фотографии не больше и не меньше, чем любой сорокалетний человек. Правда, на снимках он не пытался скрыть, что позирует все-таки для истории, а не для семейного альбома.
Разговор у них получился полезный и плодотворный, причем Новиков с долей неприятного удивления заметил, что привычки и характер Сталина застряли у него не только в памяти, но и в подсознании. То есть он, оставаясь самим собой, вел смысловую часть переговоров, а Иосиф Виссарионович словно подсказывал, как, когда и о чем умолчать, а в какой момент нанести резкий жалящий удар прямо в болевой центр партнера. Это было полезно дипломатически, но не слишком совместимо с характером Андрея.
Явившись в резиденцию Главнокомандующего под маской американца Ньюмена, Новиков понимал, что делает рискованный шаг. Мистификация такого масштаба, раскройся она раньше времени, способна была безнадежно испортить дело, но и другого пути Андрей не видел. Соотечественник, даже очень богатый, вряд ли смог бы поставить себя так, чтобы говорить с Верховным правителем на равных, а подчас и с позиции силы. Тут как минимум нужно быть князем императорских кровей, а такую роль перед бароном и гвардейским генералом Новиков исполнить не брался. То ли дело заокеанский толстосум. Его можно изображать хоть на грани пародии, руководствуясь, на первый случай, схемой милейшего графа Монте-Кристо. И личными воспоминаниями о встречах с американскими журналистами и дипломатами в Никарагуа, Панаме, Гватемале.
Первая встреча, по всем признакам, прошла удачно. Голову генералу он заморочил основательно, а любые промахи и стилевые просчеты надежно маскировал «бриллиантовый дым», точнее – блеск двадцатичетырехкилограммовых слитков южноафриканского золота. И наживку Врангель проглотил. Спать, несмотря на пожелание гостя, он до утра не будет. Новиков мог бы подробно воспроизвести ход его возбужденной мысли, все приходящие в генеральскую голову «за» и «против» и с девяностопроцентной уверенностью спрогнозировать его дальнейшие действия. Десять процентов он относил на счет издерганной за годы войны психики Верховного и «неизбежных на море случайностей».
Остаток ночи Андрей провел в непринужденной, но важной для определения дальнейшей стратегии беседе с Берестиным и Шульгиным.
Прочих членов их команды происходящее, как выяснилось, волновало мало. Что и неудивительно. Это в условиях неопределенности предстоящей судьбы, когда они не знали, что и как с ними будет, проблемы грядущего дня волновали каждого, а теперь все обстояло иначе.
Наталья Андреевна с Ларисой, убедившись, что ситуация на ближайшее время определилась, полностью погрузились в предвкушение ожидающей их светской жизни. Белый Крым, перенасыщенная концентрация аристократов, включая природных Рюриковичей и иных весьма знатных особ, перспектива приключений в духе пресловутой Анжелики, а в случае неудачи нынешних планов – возможность продолжить подобное существование в любой другой точке цивилизованного мира совершенно избавили их от интереса к скучной технологии жизни. Что, с одной стороны, было удивительно, а с другой – вполне объяснимо, ибо женщины любого исторического периода, убедившись в способности близких им мужчин регулярно убивать мамонтов или обеспечивать бесперебойную оплату счетов из модных магазинов, более не считают себя обязанными руководить их повседневной деятельностью.
Левашов, заявив о несогласии с намерением своих друзей поддержать Белое движение, целиком отдался проблемам теоретической хронофизики и текущими вопросами решил не заниматься принципиально.
Воронцов продолжал исполнять свои капитанские обязанности и в нынешней Реальности испытывал интерес только к остаткам Черноморского флота, который с удовольствием бы возглавил, чтобы не допустить его бесславной гибели в Бизертской луже.
Ирина полностью разделяла нынешнюю позицию Новикова, но считала, что не вправе как-то вмешиваться в земные дела, если они ее не касаются непосредственно, а Сильвия загадочно молчала, изображая абсолютный нейтралитет.
Посему вся тяжесть активной дипломатии и практической геополитики легла на плечи Новикова, Шульгина и Берестина, которые приняли такой расклад с плохо скрываемым удовлетворением. Ведь, как известно, еще Джером Джером сформулировал, что серьезные дела лучше всего вершить втроем – вдвоем скучно, а четверо и больше неизбежно разбиваются на группы и партии…
В начале двенадцатого Новиков появился во дворце. Врангель встретил его у дверей, одетый во все ту же неизменную черкеску, хотя, с точки зрения психолога, ему следовало бы для такого случая надеть летний белый китель с одним или двумя высшими орденами.
Стол для легкого завтрака был накрыт в саду, в заплетенной виноградом беседке. Начал генерал с того, что порадовал гостя последними сообщениями с фронта. Наступление развивалось успешно, разрозненные и нерешительные попытки красных войск контратаковать были отбиты почти без потерь.
– Это отрадно, – вежливо кивнул Новиков. – И еще раз подтверждает необходимость действовать решительно и быстро. Обстановка ведь может и измениться. Принимая во внимание развитие событий в Польше. Так что чем раньше мы с вами придем к соглашению…
– Надеюсь, что так и будет. Но вы пока не изложили ваших условий, а без этого с чем же соглашаться?