– Прогноз погоды слушал? Сколько там градусов? – спросил Тарасов.
– Двадцать два, – ответил Витек.
– Слабовато. Водичка уже не парное молоко.
– Чепуха, – послышался голос сержанта спецназа. – Она сейчас теплее воздуха. Воздух быстро греется и быстро остывает. А море – оно, блин.., у него инерции больше. Весной раскочегарить тяжело, зато в бархатный сезон температура дольше держится.
Тарасов рыгнул в знак того, что снимает все вопросы.
– На бабки, конечно, поскупились, – пробормотал Бубнов после долгой паузы. – Или на выпивку хватит или на девочек.
– Если хватит на выпивку, девки сами прибегут.
– Тоже верно.
Говорили вяло, с ленцой, растягивали слова, как это бывает, когда хмельное возбуждение переходит в сонливость.
– Постучи там Николаичу: долго еще?
– Будет он тебе останавливать и вылезать с объяснениями. Стукнет тоже в ответ – понимай как хочешь.
– Вот жлоб: постучать жалко. Если б я у той стенки сидел, я бы к тебе не обращался.
Все кроме Семена снова собрались вместе. Вот Жора Бубнов с красноватыми белками вытаращенных глаз, вот рябой Леша Самойленко поправляет свой черный платок. Ильяс сидит на отшибе, шевелит ноздрями, как породистый кабардинский скакун. Майор Воскобойников о чем-то задумался, вперившись в пустоту. Витек нервничает и шмыгает курносым носом в ожидании высадки в аэропорту.
Голоса оживляли тесное пространство, заполняли кузов фургончика, где Сиверов сидел в одиночестве, держа на коленях два короткоствольных автомата. Ему не нужно было даже закрывать глаза, чтобы различить тех, с кем он прожил бок о бок последний месяц.
Магнитофонная запись продолжала звучать:
– Я одно не пойму, как они нам пушки оставили, – удивлялся Бубен. – Не боятся, что кто-нибудь возьмет и отмочит на курорте номер?
– Чего им бояться? Если до сих пор не отмочили, значит и теперь голова на плечах останется, – уверенно заявил Самойленко.
– А я считаю, при посадке отберут, – нервно высказался Витек. – В салон не дадут пронести.
Это Сиверов потребовал «оставить» команде по крайней мере пистолеты. Фээсбэшники хотели записать на пленку пару фраз о том, что изгои остались безоружными. «Перебор, – стал спорить Глеб. – Нельзя слишком облегчать противнику задачу, это вызовет недоверие». И настоял на своем.
– Это ж тебе не аэробус – махонький «ЯК», – ответил спецназовец. – Может, там никого кроме нас и не будет в салоне.
– С пересадкой, значит, полетим. Возят, блин, как прокаженных. Может, и там, на море, отгородят загон железной сеткой и скажут: вот вам, резвитесь.
Люди из технической службы работали по двадцать четыре часа в сутки, чтобы выверить тембры, интонации. По идее, боевики не должны были хорошо различать голоса, но в группу захвата мог напроситься кто-то с личным счетом к тому же Бубнову или Ильясу. Человек, который вел со складчиком переговоры о продаже фугасов, или «воин Аллаха» из отряда убитого Ризвана.
И тот и другой быстро распознают поддельный голос, и все полетит к чертям.
Один из звукооператоров подал идею: все кроме водителя должны быть пьяными, это прекрасный предлог для оправдания небольших отклонений по интонации и тембру. Идею приняли, и закипела работа на шести компьютерах сразу.
Глеб не ошибся, в больничной палате имелись «жучки» – с образцами двух голосов проблемы сразу отпали, а Ди Каприо не должен был принимать участия в пьяном трепе. Можно было попросить живых Ильяса и Воскобойникова, но оба они актерами не были – интонации получились бы еще фальшивее, чем смоделированные на компьютере. И, самое главное, два голоса выбивались бы из общего ряда.
Другие голоса тоже отыскались. Оказалось, что в самом начале спонсорской деятельности Кормильцева ФСБ решило уточнить ее характер.
В результате появились материалы прослушки, записи встреч один на один, когда бизнесмен собирал команду.
Осталось выделить нужные слова, смоделировать недостающие с помощью специальных программ обработки звука. На экран выводились частотная и амплитудная характеристики, «атака» и «задержка» звука при озвучивании каждой отдельной буквы.
Работали профессионалы, и результат получился впечатляющий. Сиверов сейчас мог оценить его по достоинству. Вроде бы сам он сочинил большую часть этих фраз, вроде бы все уже прослушал по кускам и в собранном виде. Но сейчас, в закрытом со всех сторон кузове фургончика, эффект получался поразительный. Будто вся команда собралась снова – команда одиночек, команда изгоев.
Если бы сторонний наблюдатель увидел Глеба, он не смог бы сказать, что сейчас чувствует этот человек. Лицо оставалось непроницаемым, взгляд – холодным, тонкие губы – плотно сжатыми.
Эмир Халил не должен упустить такой шанс.
В своих разбойных набегах горцы прежних веков всегда старались не просто победить противника, но еще и унизить его. Моральное унижение врага всегда считалось на Востоке важным элементом войны. Опозорив, можно сломать стержень уверенности. Озлобить настолько, что противник потеряет способность просчитывать свои действия.