— Спокойно, орлицы! У советских собственная гордость. От Москвы до карибских морей Красная Армия всех сильней. Вы — лучшие.
И мы поднялись по лестнице. Перед нами рыбой-лоцманом семенил Толстой. Здесь он как-то пожух, сник, уменьшился в размерах, как майор среди генералов. Подвел нас к группе разнокалиберных… джентльменов не джентльменов, с виду — работники обкома средней руки. Одеты, впрочем, по первому классу. Все в импорте.
— Мэр Джончо, позвольте вам представить советского чемпиона Мишу Чижика. Миша, это мэр Джончо.
— Очень приятно, Миша, — пожал мне руку мэр Джончо.
— Для друзей я просто Михаил — ответил я.
— Отлично, Михаил. Я же — Питер.
Я представил свою команду. Питер — свою. Пять человек. Я запомнил всех, просто для тренировки. Не думаю, что Генри Кэмпбел или Сайрус Стафф мне когда-либо встретятся, но как знать, как знать.
Мэр спросил, как долетели, как устроились, как нам город. Я отвечал сдержанно, мол, город видел только из окна лимузина. Ничего, ободрил мэр, будет время познакомиться поближе. Это рай, это просто оазис посреди пустыни.
Я согласился. Оазис, да.
Предчувствие меня не обмануло: девочки привлекли всеобщее внимание. Парадная форма лейб-гвардейцев Семеновского полка привлекала провинциальных дам меньше, нежели то, что создали Лиса и Пантера. С первого взгляда было ясно, что это — военная форма. Со второго — что нечто подобное носили бы сегодня принцессы — патронессы Краснознаменного Черноморского флота или седьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии. С третьего — что форма формой, но содержание ещё лучше. Молодые, красивые, высокие, спортивные.
— Ваши ассистентки, они… — начал было Питер, и остановился.
— Мои ассистентки? — доброжелательно продолжил я.
— В чем их роль?
— Если я вдруг надумаю стать невозвращенцем, они меня убьют, — ответил я.
— Убьют?
— Голыми руками. Вырвут сердце.
Мэр улыбнулся, показывая, что ценит шутку. Но улыбнулся неуверенно. Кто их, русских, знает. Может, и вырвут. Эти могут.
Мы стояли чуть в стороне от мэра сотоварищи. Присутствующие медленно фланировали по залу, подходя близко к нам, но не заговаривая. Видно, не будучи формально представленными, разговаривать здесь не принято. Правящие классы отгораживаются от народных масс барьерами этикета.
Не очень-то и нужно.
Подносили бокалы с шампанским. Из еды — канапе на шпажках. Креветки, маслинки, помидорки, сыр — в общем, пустяки.
Омлета не было.
Я подошел к Толстому, скромно стоявшему в уголке.
— Кого мы ждем, граф? — я уже открыто называл его графом. Толстому это нравилось.
— Фишера, кого же ещё. Опаздывает, как обычно.
— Он уже здесь, в Лас-Вегасе?
— Прилетел утром.
— Откуда?
Толстой посмотрел на меня, раздумывая, говорить, нет. Подумал, большой беды не будет. Всё равно я узнаю. Не от него, так из газет.
— Из Лос-Анджелеса.
— Понятно, — коротко сказал я.
Лос-Анджелес и Лас-Вегас почти соседи. На одной широте. А по долготе разница в три градуса. По солнечному времени — менее пятнадцати минут. Которыми можно пренебречь. То есть Фишеру адаптироваться нужды нет, он играет на своем поле. Дома. А у меня десинхроноз в одиннадцать часов. День превратился в ночь, а ночь — в день.
Толстосумы верно рассчитали. И Фишер тоже. Десинхроноз — это приличная фора. Что ж, кто платит, тот будильник и ставит — под себя.
Я посмотрел на часы. Половина десятого. Уже по времени Лас-Вегаса.
Придёт Фишер, не придёт — в десять мы уйдём.
И без пяти десять он пришёл.
А я не заметил. Мне Антон подсказал, смотри, мол, Фишер.
И в самом деле. Кажется, он. Да точно он, судя по тому, как мэр Питер поспешил к нему. И его сателлиты тоже.
А я нет. Я взял с подноса канапе и съел. Потом другое — и тоже съел.
Третье не успел: подошли мэр с Фишером.
Мэр представил меня Фишеру:
— Роберт, это ваш соперник.
Фишер протянул руку.
— Будем играть? — сказал он.
— Будем, — ответил я.
И немедленно выпил. Воду, воду. Не шампанское.
Мэр взошел на помост и сказал небольшую речь. Спич. Дорогие друзья, мы будем свидетелями величайшего шахматного матча в истории Соединенных Штатов Америки, поединка между чемпионом мира Джеймсом Робертом Фишером и чемпионом Советского Союза Михаилом Чижиком.
Собравшиеся аплодировали коротко, но бурно.
— А сейчас — жеребьевка. По простому, по-американски, — мэр достал серебряный доллар. Фишер выбрал орла, мне досталась свобода.
Мэр подбросил монету, поймал.