Вот и пригодились. Как она провезла валюту в Союз, и знать не хочу, а вот как расплачивалась с паном Станиславом, мне интересно. Возможно, через общих знакомых? Не обязательно в Польше, могла и через австрийцев. Ладно, не важно. На будущее рисковать-то не нужно, у меня ведь счёт в Дойче Банке, можно провести оплату легально. Видно, хотела сюрприз сделать.
И сделала. Первому Читателю, как же. Хотя официально я оформлен как «редактор-консультант». Для бухгалтерии. А как же: и зарплату начислять, и для пенсионного стажа. Хотя у меня стаж идёт давно, со школы, когда приняли в Союз Композиторов, но и редакторский пусть будет. В дороге и верёвочка пригодится. Тот же Петросян — главный редактор приложения «64». В трудовую книжку «шахматист» не пишут. Все вокруг любители. Как бы. Не корысти ради, а токмо из любви к искусству.
Но обучение шахматам обыкновенно начинают с основ эндшпиля. Вот и шахматист должен прежде всего озаботиться об эндшпиле. О старости. Собственной.
Мдя…
Я не думаю, что нынешние рубли понадобятся мне через пятьдесят лет. Вот совершенно не думаю. Через пятьдесят лет эти рубли будут лишь историческим артефактом. Потому что, разумеется, через пятьдесят лет наступит коммунизм. Даже раньше. Много раньше. От каждого по способностям, каждому по мордасам… нет, как там правильно?
Я спал. Во сне чего только не привидится…
Огонь, смерть и крысы…
Утром я встал разбитый. И голова болит, и в горле першит. Не иначе, простыл. Шёл из цирка пешком. Для разминки. Но почти полуторачасовая прогулка по ночному Ленинграду, пожалуй, перебор. Плюс мороженое. Вот и прихворнул немного. Самую малость. А мне сегодня с Талем играть. Незадача. Как бы мне не заразить Михаила Нехемьевича.
Горничная пришла, принесла газеты. Я попросил её сделать ватно-марлевую повязку. Две. Подробно рассказал, что и как. Сказала, что конечно, что сделает.
И действительно сделала. Через два часа принесла. Вполне годные. Хорошо, когда есть и люди, и деньги.
Лечился я больше самовнушением. Аутотренинг по Френкелю. Мне нет преград ни в море, ни на суше, мне не страшны ни льды, ни облака. Пять минут по радио — и вся страна здорова.
Вообще-то в игровые дни я хожу либо в Эрмитаж, либо в Русский музей. Проведу час-другой перед хорошей картиной или скульптурой, и сразу на душе лучше становится. Снейдерс. Или Левитан. Или Айвазовский. Или Рубенс.
Но сегодня не пойду. Аутотренинг — хорошо, но тёплое молоко с мёдом тоже не помешают. Побуду в помещении. А потом из вестибюля — в такси. И обратно тоже в такси. Ни тебе цирка, ни тебе театра. Да и зачем цирк, когда играешь с Талем.
И я, в нарушении порядка, взялся за «Комсомолку».
«Карпов — сильнейший» — заголовок подвала. И далее: гроссмейстер Михаил Чижик считает Анатолия Карпова сильнейшим шахматистам. А слова Корчного, добавил чемпион СССР, лишены смысла и неинтересны.
Вот и давай интервью. Переврут, и как переврут: вроде бы по мелочи, и опровергать нечего. Да, я сказал, что Карпов сильнейший, имея в виду претендентов на шахматный трон. Но есть ведь и сам шахматный король, Фишер. Ну, и есть Михаил Чижик, добавлю скромно. Но это ладно. Тонкости. Пусть.
Хуже, что получается, будто я клюю Корчного. А я Корчного не клюю. Я хочу остаться в стороне.
Но, похоже, не получится.
Глава 12
ВЫСШИЙ ПИЛОТАЖ ЧИЖИКА
Время от времени в шахматных кругах из-под пепла давних дискуссий пробиваются язычки пламени нерешённого вопроса: сколько партий в год может провести шахматист гроссмейстерского уровня без ущерба качеству игры. Называют разные числа, от сорока до девяноста. Уж очень это сложная и напряженная штука — шахматная игра.
Иные спорят. Ну да, шахматы непросты, но возьмем лётчика, пилотирующего Ил-18 или иной самолет. Мало того, что это работа сложная, напряженная, требующая высочайшей квалификации, так ведь летчик отвечает и за пассажиров, и за экипаж, и за самолёт. А летает каждый день, за исключением положенных по закону выходных. С другой стороны, собственно игра — это лишь казовая часть шахматной профессии. Куда больше времени занимает подготовка — к отдельной ли игре, к турниру, к матчу. А подготовка — это сотни и сотни часов работы. И потому судить о работе шахматиста по времени, проведенной за шахматным столиком, это всё равно, что судить о работе писателя по времени, проведенной с ручкой в руке над белым листком бумаги. У нас в восьмом классе Венька Плиев сделал героический опыт на себе. Переписал главу из «Войны и Мира», и, путём несложных подсчетов пришёл к выводу, что книгу можно написать за полтора месяца при сорокачасовой рабочей неделе. Учительница было начала говорить о творчестве, о процессе, о связи с современной жизнью, об обдумывании и прочих важных вещах, но Венька её срезал: «Вот вы, Анна Николаевна, вчера пришли на урок, дали тему министерского сочинения, и за два часа вынь да положь шесть страничек, и чтобы без ошибок, и тему раскрыть, а тема эта ко мне и моей жизни ну никакого отношения не имеет. И ведь написали, хотя ни разу не писатели, и никаких Собакевичей и прочих помещиков в жизни не встречали и вряд ли встретим».